"Дмитрий Липскеров. Ожидание Соломеи" - читать интересную книгу автора

корзине.
Мужику уже исполнилось сорок лет. Он никогда не венчался, не был
обласкан женской рукой, не знал, что такое семейная жизнь, и считал себя
одинокой луной, полной нерастраченной любви и готовой выплеснуть ее в любой
миг.
С самого начала найденная девочка удивляла его своими необычайными для
новорожденной размерами. Мужик несколько раз клал ее на мучные весы и
определял вес в девятнадцать с половиной фунтов, после чего прицокивал. К
тому же голова девочки не была лысой, как у младенцев, а кудрявилась
черными, как вороново крыло, волосами. Все это вместе говорило о том, что
найденный ребенок по крайней мере необычный.
Когда девочке исполнился месяц, мужик, поколебавшись, отнес ее в
церковь, где окрестил и назвал библейским именем Соломея. Он надел на ее шею
серебряный крест и дал свою фамилию. Таким образом произошла Соломея,
защищенная православием и любовью мужика.
Она росла не по дням, а по часам, словно богатырь, способный
раздаваться вверх и вширь только от одного подольского воздуха. Ее тело
наливалось яблочной спелостью, вся она была белая, словно простоквашная, и
мужик не мог налюбоваться на свое приобретение.
Он часами заглядывал в глаза Соломеи и тонул в них - черных и огромных,
как ночной космос...
К пяти годам волосы Соломеи отросли до самой поясницы, были густые и
вьющиеся, и мужик, тщательно отмыв с песком руки, расчесывал их бесконечно
костяным гребнем, пока не брызгали с кудрей голубые искры. В такие моменты
он вскрикивал и шептал:
- Соломея, царица моя...
Девочка отвечала отцу взаимной любовью. Обычно молчаливая и загадочная,
она, бывало, неожиданно обхватывала голову мужика пухлыми руками,
заглядывала ему в лицо и улыбалась черешневыми губами загадочно. Затем
чиркала его поцелуем в небритую щеку и след влажный оставляла. И говорила
вдруг:
- Мужик.
Мужик в такие минуты отворачивался и смахивал на пол слезу.
Каждую неделю он ждал субботы, чтобы отправиться на базар, провести там
целый день и возвратиться к вечеру с полным мешком гостинцев для дочери.
Зараз он привозил фунтов до тридцати всяких сладостей: кренделей медовых,
пряников фигурных, сушеных азиатских фруктов, шоколаду черного, а Соломея к
следующей субботе тратила отцовские подарки, поглощая их без остатка, до
последней сахарной крошки.
К десяти годам она сама стала похожа на восточную сладость, словно
облитая густым медом, а лет ей можно было дать не десять, а пятнадцать.
Мужик стыдился сам мыть Соломею в бане и просил об этом соседку, иногда
заглядывая в окошко и удивляясь скорой спелости дочери.
- Словно крендель она, - рассказывал он другим мужикам. - Крендель,
посыпанный тертой карамелью.
Но одно тревожило мужика. Соломея не хотела разговаривать, и не то
чтобы не умела, а просто не желала. Сама слушала, загадочно улыбаясь, а
отвечала только тогда, когда нельзя было промолчать. Голос у нее был густой,
сливочный и низкий, как колокольный.
Как-то раз, когда Соломее исполнилось четырнадцать лет, а весу в ней