"Тимур Литовченко. Сила Кундалини" - читать интересную книгу автора

обычные дни не особенно баловали обилием пищи, строго следя за тем, чтобы он
не приучался впадать в грех чревоугодия. А Шри Вельбесана к тому же
частенько повторял йоговскую пословицу: "Завтрак съешь сам, обед раздели с
другом, ужин отдай врагу". Пословица была до невозможности глупая, ибо
выходило, что смертельными врагами Вити были папа, мама и Шри Вельбесана
собственной персоной, поскольку вчера они втроем съели и его завтрак, и
обед, и ужин.

Но ведь наказывали его накануне. Вдруг сегодня мама смилостивится и
отрежет ему хоть кусочек хлеба до завтрака, если хорошенько попросить?!

- Ма-ам, дай хлеба, - как можно жалобнее сказал мальчик и совсем уже
убитым голосом добавил: - Ну пожалуйста...

Однако по строго поджатым губам и сдвинутым к переносице реденьким
белесым бровям матери было ясно, что никакого хлеба до завтрака Витя не
получит. Более того, на поверку положение мальчика оказалось еще хуже,
поскольку угрожающе прошептав:

- Тебе было велено: не смей выходить из своей комнаты, гаденыш, - Мария
пригрозила: - Вот скажу отцу, лишит он тебя завтрака и сегодня. А может и
обеда.

Витя испугался очень сильно. Как так? Значит, и сегодня он поест только
вечером? А вдруг ему и поужинать не дадут за какую-нибудь провинность! Или
просто потому, что "ужин отдай врагу"...

А вдруг его вообще перестанут кормить?! Раз Шри Вельбесана сказал
"отдай врагу", раз он съест Витину порцию вместе с папой и мамой... значит,
они действительно не хотят кормить мальчика! Они хотят, чтобы он не кушал и
был голодным все время!! Они хотят...

Но слишком еще мал был ребенок, чтобы абстрактно думать о смерти как о
результате длительной голодовки. Слишком много нерастраченных жизненных сил
таил пока его организм. Просто Витя почувствовал, что если вчера, сегодня,
завтра и так далее ничего не кушать, может случиться... нечто пугающе
нехорошее и непоправимое. И вот это самое ощущение пугающей непоправимости,
ощущение ледяной бездны без единого живого огонька, не раздражающей ни
единого нервного окончания во всем организме, не дающей измученному
одиночеством мозгу совершенно никакой духовной пищи (как не было сейчас пищи
материальной в желудке) - так вот, именно это страшное во всей своей
загадочной неизведанности ощущение удушающим комком подкатило к маленькому
горлышку, заставило беззвучно раскрыться маленький ротик, а из маленьких
глазенок выдавило несколько крошечных слезинок.

- Да-да, и нечего мне тут кукситься, - пренебрежительно морщась
продолжала Мария. - Не старайся, не разжалобишь.

Ах, к чему оскорблять чистую детскую душу несправедливыми
подозрениями?! К чему возводить напраслину на крошечного человечка,