"Михаил Литов. Улита " - читать интересную книгу автора

Делать что-нибудь действительно необходимое и серьезное я ничего не
умел, не знал ремесла, а дух предприимчивости не владел мной. Один
деятельный субъект, организатор, на которого я вышел, по живому и умному
блеску моих глаз заключил, что я пригоден к значительному индивидуальному
развитию, даже поинтересовался, почему раньше я никак не проявил себя, и
посулил мне прекрасное будущее, пост, кресло, звание, в общем, блестящую
карьеру. Но я поостерегся дать твердый ответ, сказал, что хочу осмотреться
в его фирме, проверить себя, и он, покачав головой, записал меня в толпу, в
бросовую ватагу, которую лишь в наши просвещенные времена могли называть
бригадой. Это были потертые, хмельные, падшие люди. Их бросали с места на
место, а ко времени моего присовокупления к ним они осваивали труды на
мясном комбинате. Первый же день этих трудов так согнул меня, что на
следующее утро лишь упрямство и гордыня заставили мое покореженное тело
выкарабкаться из-под одеяла и по утренней росе заковылять в бригаду. За
неделю, впрочем, я привык и почувствовал себя сильным. Улита кормила меня,
приготовляла мне постель, вставала ни свет ни заря, чтобы поднести завтрак,
и ни о чем не спрашивала. Она не сомневалась, что я должен делать то, что
делал, и в первые дни это оскорбляло мою усталость и память о недавних
беззаботных временах. На восьмой день я решил устроить себе выходной, и она
спросила меня:
- Тебе трудно, Женя?
- Трудно и ужасно, - ответил я.
- Почему?
- Труд черный, неблагодарный...
- Не ходи туда больше, - перебила Улита.
- Пойду. Я мужчина. Этим все сказано.
- Расскажи мне подробнее обо всем, чем вы там занимаетесь.
Я опрокинул в рот ложку супа, а Улита вытерла салфеткой губы, сложила
изящные руки на столе и приготовилась слушать. Благопристойность обстановки
была поразительной после того, что я повидал на комбинате.
- Работаем до ломоты в спине, - повел я обстоятельный рассказ. -
Представь себе огромные замороженные мясные туши... Вообще представь себе
просторное тусклое заснеженное помещение холодильника, где до потолка
громоздятся эти самые туши бывших живых существ... красное мерзлое мясо, в
котором только воображением угадаешь какую-то пропавшую жизнь. Этим кормят.
Мы, плотоядные, это едим. Но в бывшей корове, в бывшей овце или свинье
чувствуешь не питательного друга, а коварного и жестокого врага, который
очень тяжел при переноске и который вроде бы спокойно лежит в штабеле, а
если вывернется и полетит оттуда, может зашибить тебя насмерть. К тому же
их очень много. Много и начальников, а они, знаешь ли, создают атмосферу
делового безразличия в этом водовороте мертвечины. Не до философии. Слишком
много тупого, изнуряющего физического труда. Все происходит словно в
пещере. Кристалики льда на потолках и стенах, тусклый свет, и только бегло
успеваешь подумать, что так же безнадежно и смирно лежат где-нибудь,
наверное, и потерявшиеся люди.
Улита обвела рукой новоявленную красоту моего дома, напоминая мне, что
я жив и хорошо устроен.
- Верно, - подхватил я. - Но если отвлечься от причин и следствий
беспрерывного и беспримерного производства мяса, то возникает вопрос о
творцах этого грандиозного морга, о живом народе, о толпе, о том, что мы,