"Михаил Литов. Улита " - читать интересную книгу автора

дать волю чувствам?
А вот отпор я каждый раз получал невероятный и необузданный,
совершенно несоразмерный с грехом моего перехода от величавости к мелкому и
суетному вероломству чувственных притязаний. Эти капканы, ошейники... у
меня были все основания предполагать, что мой следующий поход Улита
пресечет каким-то совсем уж немыслимым способом, поэтому я и хотел, из
уважения к собственной персоне, а отчасти и самосохранения ради, поговорить
с ней обстоятельно и, пожалуй, строго.
Придавленное было ошейником горло и незабываемое зрелище ее наготы не
помешали мне отлично выспаться, я отдохнул, но все же мне снились этой
ночью всякие кошмары и ужасы, а оттого на душе был непокой. Я не стал
ждать, пока Улита, исполняя обычный ритуал, принесет мне завтрак в постель,
а вышел в гостиную и сел за стол, жестом показав девушке, что она может
накрывать. Наверное, на моем лице было написано недовольство, может быть, и
лицо-то было как в воду опущенное, и если так, то впечатление я прозводил
удручающее. А к тому же еще тот факт, что я нарушил порядок, не позволил
Улите обслужить меня, утреннего, как она уже привыкла это делать, в общем,
у нее было причины насторожиться. Милая эта девушка молча и проворно
накрыла на стол, затем, робко присев на краешек стула, бросила на меня
быстрый тревожный взгляд и спросила:
- Ты чем-то расстроен, Женя? Тебе кажется, что я веду себя
неправильно, да?
Я посмотрел на нее. Ночью она, давая мне урок, была нагая, бесстыжая,
почти гогочущая самка, а сейчас - сама скромность, тихая, гладко
причесанная девушка. Ее красота затерялась где-то между этими двумя
ипостасями, которые мне трудно было соединить в одно целое даже в
собственном возбужденном и вполне пылком воображении, хотя я имел
неопровержимые доказательства, что сама она довольно ловко и без
фактических затруднений соединяет их в себе. Иначе говоря, ее прекрасное,
порой исполненное какой-то даже детской горячей прелести лицо каким-то
образом исчезло для меня в пропасти между нашей ночной и дневной жизнями, я
не видел больше его, не видел потому, что уже не знал, где и как мне
самому - мне с моей однозначностью - обосноваться в очевидной и жутковатой
области такого различия.
- Ты ставишь вопросы, Улита... - медленно, не спуская с нее глаз,
проговорил я. - Это твое право. Но у меня есть право не отвечать, и, боюсь,
я им воспользуюсь, не отвечу, а если все же да, то есть отвечу... то не
раньше, чем ты дашь удовлетворительный ответ на некоторые мои вопросы.
- Я готова, - сказала она.
- Очень хорошо. Видишь ли, Улита, я веду себя как раз правильно...
может быть, с твоей точки зрения, не лучшим образом, но, согласись,
последовательно, понятно, предсказуемо. А вот ты, твои контрвыпады... гм,
как бы это выразить... это что-то вопиющее, какая-то у тебя чрезмерная
реакция на мои поползновения. Ты чересчур активна, все очень фантастично, и
в результате неясно, какую цель ты преследуешь, пропуская через натуральную
мясорубку мои скромные желания и чувства. Капкан с ошейником - очень
мастерски это у тебя вышло, ты, должно быть, выдающийся механик, Улита...
Но зачем? Скажи: зачем? Положим, ты защищаешь свою честь. А я в некотором
роде не соблюдаю условия нашего договора. Допустим, что так оно и есть. Так
что же получается? Должен ли я думать, что ничего, кроме отвращения, тебе