"Андрей Львович Ливадный. Дабог" - читать интересную книгу автора

разных точек на поверхности Дабога, и решили, что должны полностью
видоизменить лик негостеприимной планеты, для того чтобы их потомки смогли
вернуться к привычному, естественному для человека существованию.
В этом месте своего отрепетированного на предварительных занятиях
доклада молодая учительница почувствовала, что сама волнуется не меньше, чем
окружившие ее ребята.
- А сейчас мы пройдем по коридору и попадем в зал, где вы увидите Дабог
таким, как он представился нашим далеким предкам. Прошу вас, дети, не
пугайтесь, стойте рядом со мной и смотрите. Никакой опасности нет, потому
как все, что вы увидите, - это лишь имитация, искусно сделанные муляжи,
управляемые компьютером.
С этими словами она пошла вперед, увлекая за собой притихшую стайку
учеников.
В конце коридора начали медленно открываться еще одни ворота и...
Великий боже, что за ними творилось!


Земля. За полтора года до событий на Дабоге

Невысокого роста человек стоял у занимающего всю стену панорамного
окна, слушал, размышлял и одновременно смотрел вниз, в узкую, бездонную
расселину улицы, которую, повторяясь на бесчисленных уровнях этажей,
украшали сполохи разноцветных голографических реклам.
Стеклянные стены высотных зданий, чьи фасады образовывали безобразную,
с его точки зрения, всемирно известную площадь Пяти Углов, поднимались
вверх, к грязно-серым кислотным облакам. За стенами, как в аквариуме, можно
было без труда разглядеть десятки тысяч человек, спешащих по сугубо личным и
в большинстве своем - праздным делам, в бесконечном броуновском движении
частичек сверхбольшого и крайне перенаселенного города.
В последнее время прозрачные стены прочно вошли в моду, и даже власти
Всемирного правительства не хватило, чтобы запретить такие фасады здесь, на
бесконечно повторяющихся уровнях площади Пяти Углов...
Как будто вид этой требушины большого города может доставлять
удовольствие или вызывать любопытство... - с нотками раздражения в мыслях,
решил про себя он. - Огромный, тупой, своенравный муравейник, где каждый
мнит себя крылатой маткой... - опять с досадой подумал он, но от окна не
отошел - видимо, картина одновременно движущихся в замкнутых пространствах
фигурок все же чем-то притягивала, завораживала его.
Джон Уинстон Хаммер считал себя человеком глубоко и прогрессивно
мыслящим. В принципе он не ошибался в такой самооценке. С высоты
собственного положения, будто с крыши небоскреба, многие проблемы видятся
несколько иначе. Как человеческие фигурки сливаются на дне улицы в безликую,
лишенную индивидуальностей серую шевелящуюся массу, так и отдельные
драматические эпизоды политики теряют свою остроту, если наблюдать за ними с
высоты неограниченной власти.
Если бы их только не накапливалось так катастрофически много...
Хаммер любил перечитывать классиков древности, и сейчас ему хотелось
крикнуть собственным, отмеченным в мысленном ежедневнике проблемам так же
просто, коротко и емко, как то делал незабвенный булгаковский Шариков:
В очередь, суки, в очередь!..