"Алена Любимова. Вокруг да около гламура " - читать интересную книгу автора

он меня и не особенно долго уговаривал. Скорее для проформы. А как только я
отказалась, поспешил смыться. Может, вообще не один? Я тут, наивная, утешаю
себя, будто сама его бросила, а он там, в своем Краснодаре, уже с кем-то
гнездышко вьет. Ну, конечно! Потому и согласился туда ехать. Решил все
проблемы разом. И в должности повысился, и от меня отделался. Гад! Сволочь!
Негодяй!
Мне так себя стало жалко, что я рухнула на диван и проплакала часа
полтора. Придя в себя, я позвонила Милке - единственному человеку на свете,
с которым могла поделиться своим горем, не потеряв при этом лица.
Мила Шепитько - моя единственная близкая подруга еще с институтских
времен. Почему мы с ней подружились и до сих пор дружим - большая загадка.
Более разных людей, пожалуй, и не сыскать. Мила - тихая, спокойная девушка
из московской интеллигентной семьи, а я... Со мной, полагаю, все ясно.
Однако недаром ведь говорят, что противоположности притягиваются. Вот и
нас с Милой притянуло. И если моя выгода в этой дружбе была очевидна с
самого начала (Мила мне и в Москве помогала освоиться, и даже подкармливала
первые годы, не она лично, конечно, а ее мама и бабушка), то какая выгода
была Миле от меня - ума не приложу. Разве что я намного нахальнее ее. Обычно
ведь как получалось. Миле говорили "нет", и она дисциплинированно
поворачивалась и уходила. Я же, закаленная самостоятельной жизнью, не
принимала ответа "нет" и тут же бросалась качать права. Иногда номер не
проходил, но чаще мои старания увенчивались успехом. Так мы с ней и
бесплатные путевки в институте получали, и экзамен один с четверки на
пятерку ухитрились пересдать. А потом, когда накрылась первая Милкина работа
в журнале "Кабинет", который просуществовал всего три месяца, я, выдав себя
за ее сестру, выбила причитающиеся ей деньги, которые, естественно,
собирались зажилить. Журнал-то работал на "черном нале", поди докажи
что-нибудь. Но я справилась. И мы с Милкой славненько эти денежки потом
прокутили. Конечно, не полностью, но большую часть. Милка все равно уже на
них не рассчитывала и восприняла как подарок.
А потом, до недавнего времени, если мы вместе и кутили, то по большей
части на мои. Правда, Милка, в отличие от меня, кутить и тусоваться особенно
и не любит. Да и я больше люблю вести с ней задушевные разговоры на ее
кухне. Тусоваться-то можно практически с кем угодно, а вот душу могу открыть
только Милке. Остальных туда только пусти. Тут же с удовольствием наплюют,
изваляют в перьях и выставят на всеобщее обозрение. Знаем. Проходили. Больше
не хочется. А Милка всегда внимательно выслушает, посочувствует, и даже
когда она не сможет ничего дельного присоветовать, мне все равно становится
легче. Такая вот "милотерапия".
К счастью, подруга моя оказалась дома. Всю предыдущую неделю мне никак
не удавалось ее поймать. Она записывала блок своих кулинарных телевизионных
передач "Ложка-поварешка". Услыхав ее голос, я хотела сказать, что надо бы
встретиться, но вместо этого снова зарыдала. А мне-то казалось, что все уже
выплакала. Как бы не так! Я захлебывалась, икала в трубку и никак не могла
остановиться.
Мила перепугалась.
- Юля! Юля! Объясни, что случилось? С тобой? С Романом? Куда мне
приехать?
- Тебе не... не надо, - сквозь всхлипы с трудом проговорила я. - Сейчас
приеду сама и все расскажу. Роман оказался жуткой сволочью.