"Святослав Логинов. Прийдет весна" - читать интересную книгу автора

Окна выходят во двор, и я вижу, как на крыше телефонной станции
появляется фигура. В руках держит белый плафон от уличного фонаря.
Размахивается - плафон летит вниз. А там как полыхнят! Столб огня вдоль
брандмауэра до третьего этажа поднялся.
Девушки гадают, что бы это могло быть. Во двор никого не пускают, а
сотрудники подвальной лаборатории молчат, даже Борис Борисыч.
Больше во дворе ничего не взрывают - опасно. Зато каждый день ездят на
Митрофаньевское кладбище - там ещя осенью обобрудован полигон. Меня по
старой памяти иногда зовут помогать, так что я уже знаю, что в подвале
изобретают жидкость для огнемятов. Работа засекречена, ведь это новое
оружие. Девушки в стеклодувной понимают моя положение и ни о чям не
спрашивают.
На субботу назначили испытания. Грузимся в машину. Жидкость в бутылях
слегка желтоватая, густая, похожа на лимонный сироп. Другим тоже так
кажется. Я бутыль Томилову подаю, а он говорит:
- Девушка, мне с двойным, пожалуйста!
До войны я сама всегда газировку с двойным сиропом просила.
Тут Роскин подходит, сердитый, просто ужас.
- Разговоры прекратить! Будьте внимательней, от сильного удара
жидкость взрывается.
Грузовик открытый. Я в платке завернута по самые брови, но ветер вся
равно жжет. Надо же, какой мороз в эту зиму. Бутыли держим на коленях,
жидкость на морозе совсем загустела, еле колышется.
На кладбище выгрузились. На этом полигоне испытывают не просто запалы,
а целые бутылки. Танк стоит немецкий. черный, страшный, весь в копоти,
одна гусеница оборвана и болтается. Вокруг военные теснятся и пожарная
команда.
Один майор подошял к нам, козырнул и говорит:
- Посторонних прошу покинуть полигон.
Посторонняя это я. Вышла за ограду, топчусь меж сугробов. Назад
поглядываю украдкой. Там затрещало, туча дыма поднялась, пламя багровое
выше деревьев пляшет. Люди кричат, командуют что-то. Наконец, затихло. Ну,
думаю, теперь можно. Вошла на кладбище. Гляжу - мамочка милая! На площадке
вся сгорело, снега даже следа нет, земля черная, спеклась, кое-где ещя
дымится. Воняет гарью, и эфиром, как у зубного врача. Танк на один бок
накренился, жаром от него пышет. Пожарники сматывают шланги. Офицеры и наши
лабораторские сгрудились в сторонке, о чям-то спорят.
Я тихонько к огнеметчику подошла и спрашиваю:
- Неужто такой ужас применять будут?
Он лицо повернул, глаза красные, брови опалились. Глянул поверх меня:
- Конечно будут. Выжечь их всех, гадов, как клопов!
Я даже испугалась.
- Как же будут? Ведь так мы вместе с клопами и дом спалим! Как на
такой земле жить потом? Тут же сто лет ничего расти не станет!..
- Фашистов жалеешь? - спрашивает солдат. - А ты видела, как в
Ленинграде люди с голоду мрут?
Потом посмотрел на меня, немножко в чувство пришел и отвернулся. А я
стою дура-дурой. Ну как ему объяснить, что не фашистов мне жалко, а
просто нельзя такое оружие применять. Иначе чем мы тогда от фашистов
отличаться будем?