"Олег Логинов. Янкелевич в стране жуликов " - читать интересную книгу автора

случайно. Возле небольших гранитных памятников Янкелевичей лежали пышные
букеты живых цветов.
Незнакомец вопросительно смотрел на Морева, ожидая от него объяснения
своего появления.
- Хэллоу, - сказал Александр и, кивнув на памятники добавил: - Это
мои грэндфазе энд грэндмазе. Ферштейн?
Негр поднялся, протянул руку и представился по-русски:
- Меня зовут Николай Янкелевич.
- Саша, - пробормотал Морев, пожимая протянутую руку.
Судьба играет человеком. Не забреди сегодня Александр на кладбище,
может быть, никогда и не узнал, что у него есть дальний родственник в
Америке. И не просто родственник, а негр. Такое дело следовало отметить.
Морев достал бутылку и беляши. Но даже не смотря на бутылку и то, что
иностранец вполне прилично говорил по-русски, они запутались в ветвях
своего генеалогического дерева. Не сумев выяснить кем же приходятся друг к
другу, решили считать себя двоюродными братьями. "Саня, братан!" - в устах
темнокожего американца звучало очень импозантно.
Когда водка и беляши закончились, новоявленные родственники
вознамерились продолжить встречу в ресторане. Наверное, под воздействием
выпитой на кладбище водки из глубины подсознания Янкелевича выплыли старые
рассказы его приемных родителей о гульбищах русских нуворишей в
дореволюционных кабаках. Александр, планировавший скромно посидеть,
поговорить, с изумлением наблюдал, как Николай требовал от официанта
ботвинью с осетриной и сухим тертым балыком, белугу с хреном и котлету из
телятины а ля Жардиньер. Он пнул двоюродного брательника под столом и
попытался его образумить. Но тот, достав из кармана толстую пачку "зелени",
потряс ею и произнес сакраментальную фразу: "Гулять, так гулять!"
Пачка валюты не укрылась от взоров официанта, который стал сама
услужливость и предупредительность. А еще она попала в поле зрения группы
молодых девушек, окупировавших столик в углу. Мореву представилась
возможность понять почему их называют "ночными бабочками". Одна из них тут
же припорхнула на свет денег.
Коля оттягивался на всю катушку. Официант и метродотель усердно его
обхаживали, оркестр исполнял по заказу зарубежного гостя старый российский
гимн "Боже, царя храни", цыганочку и, по собственному почину, современный
американский гимн. Под "Боже , царя храни" Николай стоял с важным
задумчивым видом:, под цыганочку, сидя, топал ногами и хлопал в ладоши, а
исполнению американского гимна дирижировал вилкой, обнимая при этом второй
рукой, сидевшую у него на коленях, герлу по имени Элеонора.
Янкелевич поведал своей даме, что он - крупный бизнесмен, приехавший
в Горноуральск купить себе какой-нибудь заводик и уговаривал ее сменить
профессию проститутки на должность его личной секретутки. Элеоноре, видимо,
предложение нравилось, она то и дело терлась о пиджак американца острыми,
выпирающими из под блузки, грудками. А Коле, видимо, нравились ее ласки,
поэтому он периодически доставал из портмоне зеленые бумажки и прятал их за
предметами нижнего белья дамы, попутно прощупывая прелести женского тела,
этими самыми предметами прикрываемые. Морев чувствовал себя статистом на
чужом празднике жизни. Строгое родительское воспитание и долгие годы,
проведенные в ментовке, привили привычку самоконтроля, не позволяющую
кинуться с головой в омут разгула и удовольствий.