"Надежда Лохвицкая. Оборотни" - читать интересную книгу автора

Умерла. На суде ему не поверили. Судили как убийцу.


* * *

Это история старая, екатерининских времен. А я знаю совсем не старую,
нам современную петербургскую, очень занятную. Ее я и расскажу.
Сказать в точности, когда именно это было, я не смогу. Вообще не умею
вспоминать и определять года цифрами. Для меня всякая эпоха всегда
определяется событиями и имеет свою исключительно ей присущую физиономию.
Время, о котором я хочу рассказать, в нашем литературном кружке, с
примыкающими к нему любителями, сочувствующими и покровителями, ознаменовано
было "чаро-манией". Все колдовали, заклинали, изучали средневековые процессы
ведьм, писали стихи и рассказы о колдунах, о вампирах и оборотнях. Брюсов
напечатал своего "Огненного Ангела", Сологуб волхвовал и в стихах, и в
прозе, и в жизни, Кондратьев писал о русалках и нежити. Впервые узнала
читательская масса о недотыкомках, ларвах и прочих чудищах.
Друзья искусств, так называемые "фармацевты", быстро примкнули к новому
веянию и хотя говорили "лавры" вместо "ларвы" и "недотыкомка" с ударением на
втором "о", все же посильно выказывали интерес.
Между прочим, премилые это были люди, эти так называемые "фармацевты".
Они заполняли театр новейших направлений, посещали выставки, литературные
собрания, лекции, диспуты и, если сами плохо в вопросах искусства
разбирались, то всегда знали, что и кого надо любить, что и кого презирать.
И часто жертвенно тратили и время и деньги на очень для них скучное и
непонятное общение с литературой.
Состояли "фармацевты" из дантистов, пломбирующих зубы деятелей
искусства, фотографов, родственников (брат жены писателя, муж сестры
артиста) и молодых помощников присяжных поверенных.
Все они являлись густой толпой, приводя с собой невест, племянниц, жен,
дочерей и теток. Все это делало атмосферу, насыщало воздух восторженными
эманациями и создавало настроение.
Трудно было им, бедным, вдохновиться колдовским Делом. Путали
некрофилию с филателией, но от века отстать не желали.
Начинающие поэты любили в своих стихах суровых ведьмаков и летали на
Брокен целыми выводками. Оборотни были тоже в большей чести. Одна поэтесса
писала:

"Стала ночь густо-звездной и тихою,
Заклубились в ней мутные сны,
И была я в ту ночь волчихою
Поджималась у старой сосны.
И, покорный лесному обычаю,
Только шорох закатный умолк,
Ты пошел кружить за добычею
Мой самец, белозубый волк.
Тяжело ныряя и ухая,
Потянула к луне сова.
На песке встала тень остроухая
Это ты, твоя голова".