"Джек Лондон. Исповедь Элис (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

просите его заглянуть в преисподнюю! Нет, вы подарите ему горшок пои,
сырую рыбу или пригласите его участвовать в низком чувственном
удовольствии. О дети мои, насколько глухи они ко всему, что возвышает
бессмертную душу! Мы с проповедником скорбели о них, когда глядели в
преисподнюю. О друзья мои! Это был ад, тот самый ад, о котором говорится в
писании, ад вечной муки для недостойных!
Элис Акана находилась в экстазе страха, близком к истерике.
- О господи! - бессвязно бормотала она. - Я отдам девять десятых
моего имущества! Я отдам все! Я отдам даже два куска сукна пинья,
оранжевое пальто и всю дюжину шелковых чулок!
Когда она успокоилась настолько, что могла опять слушать, Эйбл А-Йо
приступил к своему знаменитому определению вечности.
- Вечность - великий срок, друзья мои! Бог живет, и, стало быть, он
живет в вечности! Бог очень древен! Огонь преисподней столь же древен и
столь же вечен, как бог. Иначе как могла бы существовать вечная пытка для
грешников, ввергаемых господом в преисподнюю в день страшного суда, чтобы
гореть там во веки веков? О друзья мои, ваш ум слаб, слишком слаб, чтобы
понять вечность. Но мне по милости божьей дано внушить вам представление о
крохотной частице вечности!
На взморье Вайкики песка столько же, сколько звезд на небе, и даже
больше; никто не может сосчитать песчинок. Если бы человеку дано было
прожить миллион лет, чтобы сосчитать эти песчинки, он потребовал бы себе
отсрочку. Теперь представим себе маленькую птичку со сломанным крылом,
которая поэтому не может летать. Представим себе, что в Вайкики эта
птичка, лишенная возможности летать, берет песчинку в клюв и прыгает весь
день и в течение многих лет продвигается к Пирл-Харбор, где и бросает эту
песчинку в воду. Потом она прыгает опять целый день, и этак в течение
многих дней назад, в Вайкики, за другой песчинкой. Опять она скачет всю
дорогу обратно, к Пирл-Харбор. Представьте себе, что она это проделывает в
течение целых годов, и столетий, и тысяч столетий, пока наконец в Вайкики
не останется ни одной песчинки, а Пирл-Харбор не окажется засыпанной
доверху и не превратится в сушу, на которой растут красивые деревья и
ананасы. И тогда, о друзья мои, - даже тогда! - в преисподней не начнется
еще восхода солнца!
Элис Акана не выдержала столь неудержимого натиска, столь простого и
убедительного образа вечности. Она встала, зашаталась и пала на колени у
покаянной трибуны. Эйбл А-Йо еще не кончил своей проповеди, но он знал
психологию толпы. Он пригласил свою паству запеть псалом и начал
протискиваться между неграми, во всю мочь оравшими "аллилуйя", к Элис
Акана. И прежде чем возбуждение улеглось, девять десятых его паствы и все
вновь обращенные уже стояли на коленях и с громкими воплями и мольбами
исповедовались во всех своих бесчисленных грехах и проступках!
Почти одновременно по телефону дали знать и в Тихоокеанский клуб и в
Университетский клуб, что Элис наконец исповедует душу в публичном
собрании; и в первый раз за все время проповеднической деятельности Эйбла
А-Йо его храм наполнился массой публики, приехавшей на собственных машинах
и в таксомоторах. Прибывшие первыми созерцали любопытное зрелище: гавайцы,
китайцы и другие представители разношерстных рас плавильного тигля Гавайев
крались вон, спеша улизнуть из молельни Эйбла А-Йо. Но удирали большей
частью мужчины; женщины остались, жадно прислушиваясь к исповеди Элис.