"Однажды орел…" - читать интересную книгу автора (Майрер Энтон)

ГЛАВА 3

Снова подул ветер, пыль закружилась в воздухе маленькими смерчами и понеслась над бейсбольным полем от первой базы к третьей. Сэм Дэмон прикрыл лицо и глаза перчаткой. Когда пыль пронесло, сержант Кинзельман - закадычные друзья называли его Неуклюжим - набрал в легкие воздух, медленно отвел руку назад и бросил мяч. Бьющий, капрал Хэссолт, сильно ударил, но мяч закувыркался как тяжелый булыжник в правую часть поля. Там его перехватил Мэйсон и бросил сторожу второй базы, чтобы задержать бегущего игрока. В группе солдат, толпившихся у плохих линий, послышались оживленные возгласы. Сержант Меррик, капитан команды второй роты, занимавший место советчика у третьей базы, закричал:

– Неуклюжий выдыхается, он бросает очень высоко!…

Далеко-далеко, у самого горизонта, на расстоянии около ста миль, словно огромные звери, маячили горы, окруженные со всех сторон бескрайними равнинами. Гарнизон представлял собой маленькую группу глинобитных домиков и бараков на небольшой возвышенности позади бейсбольного поля. Сэм Дэмон посмотрел на беспорядочно разбросанные домики и казармы, развевающийся на флагштоке флаг, перемещающееся облако пыли от одинокого всадника, скачущего со стороны Валверди. Он все еще испытывал некоторое удивление, вызванное той цепью событий, которые привели его сюда в форт Барли, в бескрайнюю пустыпю на границе с Мексикой…

По прошествии нескольких недель он еще раз ездил в Линкольн для сдачи вступительных экзаменов в Вест-Пойнт. Сэм был уверен, что экзамены сдал. Однажды, когда он вернулся домой после того, как помог Фрицу Клаузену в уборке сена, мать вручила ему длинный конверт. Сердце Сэма резко забилось, он опустил глаза.

– Письмо выглядит очень важным, - проницательно заметила Китти Дэмон.

– Да, - согласился дядя Билл. - Я не удержался от того, чтобы не взглянуть на обратный адрес.

– Это нехорошая манера, Билли.

– Ты думаешь? Может быть. У Буллина дела, видно, неважные, раз он начинает вербовать сосунков. С приходом Вильсона все они там, как огня, боятся кровавой революции.

Сэм присел на скамейку, вскрыл конверт и быстро пробежал глазами по строкам письма. Оно было кратким и ясным. Экзамены он сдал на «отлично». Основной кандидат тоже сдал, но он, Буллин, рад сообщить Сэму, что на следующий год Сэм наверняка будет рекомендован как основной кандидат. Буллин передавал Сэму свои наилучшие пожелания. На следующий год! Сэм тщательно сложил письмо вчетверо. После той встречи с Буллином, экзаменов, обнадеживающих переживаний, после мечтаний об открывающихся возможностях оттяжка на год была подобна поражению, жестоким ударом. Ждать целый год! Но на лице Сэма не появилось ни малейшего следа огорчения. Раз так произошло, значит, так тому и быть. Сом почувствовал, что все смотрят на него.

– Ничего особенного, - сказал он невозмутимо и вложил письмо обратно в конверт. - Это по поводу моей маленькой идеи.

Дядя Билл засмеялся:

– Мет Буллин пытается сделать из тебя мелкого грязного политикана, да? Потому-то ты и ездил несколько раз в Линкольн?

– О, нет, - ответил Сэм спокойно. - Нет, я был там по совершенно иному делу. - он улыбнулся, - Просто пока оно мне не удалось.

– Слава богу, что не удалось, - сказал Билл Хэнлон. - Было бы грешно и стыдно, если бы ты спутался с этой кучкой хвастливых проходимцев, да еще в такие молодые годы! - Он поскреб подбородок ногтем большого пальца. - Должен сказать тебе, Сэм, это совсем не по-Хэнлоновски - скрывать от других такие вещи.

– Оставь его, Билли, - вмешалась Китти Дэмон. - Он достаточно взрослый и знает, что ему нужно. Тебе ведь не известно, зачем он ездил.

– Достаточно взрослый? Да и восемнадцать лет - это еще не оперившийся гусенок.

– Никакой я тебе не гусенок, - решительно ответил Сэм. Держа письмо в руке, он поднялся со скамейки.

– Это все относится к его тайным планам совершить что-то из ряда вон выходящее, - вставила Пег, лукаво улыбаясь. - Честное слово, я никогда еще не встречала таких скрытных людей.

– Оставь его в покое, Пег, - повторила мать Сэма. Взгляд ее проницательных голубых глаз на секунду задержался на лице Сэма. Он был уверен, что мать уловила его горькое разочарование. Сэм молча поднялся по лестнице в свою комнату.

Устав после дневных работ в поле, Сэм сидел за столиком мистера Торнтона, рассеянно прислушиваясь к назойливому стрекотанию кузнечиков в болоте. Сосредоточиться на битве под Аустерлицем было невозможно. На следующий год… Целый год… А если Мет Буллин изменит свое мнение или совершенно забудет о Сэме, а возможно, даже провалится на выборах в ноябре… Дядя Билл опять не устоит перед страстью к путешествиям, и Сэму придется снова взвалить на себя основное бремя содержания семьи. За год может произойти что угодно. Его отец был здоровым энергичным человеком, а через несколько недель лишился ноги и начал таять как снег, его лицо стало как грязная фланель - умирающий человек. Если ты будешь спокойно ждать, не подтолкнешь себя, когда это возможно, то жизнь повернется против тебя, как змея. Каждый день сидеть вот так за столиком на лестничной площадке, прислушиваясь к гулу голосов в баре, хватит ли у него терпения? Нет. Не поможет никакое терпение. Надо действовать, действовать…

Сэм поступил так же решительно, как привык поступать еще и детстве в своих мальчишечьих делах: он начал действовать быстро, без каких бы то ни было отступлений. Он снова поехал в Линкольн и завербовался в армию Соединенных Штатов. Способности должны проявиться сами: он проделает весь путь от рядового до офицера. Не пройдет и года, как он покажет себя. Каждый солдат носит в своем ранце фельдмаршальский жезл: разве не так сказал когда-то величайший из великих полководцев?

Сержант на вербовочном пункте - высокий техасец с низким лбом и широкой подкупающей улыбкой - был очарован Сэмом. О, из него выйдет первоклассный солдат! Сержант твердо обещает ему это. Продвижение будет быстрым, армия непрерывно растет, со дня на день должна начаться война с Мексикой, и мы разнесем их в пух и прах! А это что, он сдал экзамен в Вест-Пойнт? Тогда лучше и быть не может, полковник провернет это дело и два счета…

Реакция на эту новость в семье Сэма была не столь восторженной, чему Сэм немало удивился. Они сначала встревожилась, а потом даже рассердилась, глаза ее наполнились слезами. Мистер Верни помрачнел и начал нервно подергивать свою бороду. Дядю Билла словно хватил апоплексический удар.

– Дурак, каких свет не видел! - возмутился он. - Несчастный кретин, невежественным идиот! - Он начал неистово жестикулировать руками; вытатуированные на его предплечьях орлы при этом затряслись, затрепетали. - Что он тебе предложил?

– Кто?

– Этот мерзкий сержант на вербовочном пункте, вот кто! Что он обещал тебе? Десяток смуглых девушек в японской хижине и мешок золота?

– Он ничего не обещал мне.

– Черта с два, не обещал! Он нарисовал тебе картину распутной жизни, множество девушек, потоки вина, целые дни и ночи бездельничанья под пальмами. И ты клюнул на эту приманку! Ты круглый идиот. Ты будешь чистить сортиры к утренней побудке! Они заставят тебя чистить конюший, мыть всех офицерских лошадей в форту Райли…

Сэм в смятении уставился на него. Дядя Билл кричал и бранился, мать тоже сердилась и, кажется, хотела высказать свое неодобрение. Даже мистер Верни кивал головой в знак согласия с дядей Биллом.

– Но, дядя Билл, ты же говорил, что бывал в Тяньцзине и на острове Самар. Ты же сам говорил мне, что… - Ничего я тебе не говорил! Ровным счетом ничего! Ты еще пожалеешь, что родился на свет божий…

– Я пройду путь от рядового до офицера. Сержант на пункте сказал, что в армии сейчас продвигаются быстро…

– Как ты говоришь? Продвинешься? Ах ты несчастный! Ради всего святого, почему ты не послушался меня?

– Наоборот, дядя Билл, я послушался. Раздраженный Билл Хэнлон ударил себя по лбу:

– Боже, прости меня! Мне следовало бы никогда не выпивать и ни о чем не говорить, кроме еды…

– В том, что вы так упрекаете мальчика, ничего хорошего нет, - решительно заявил мистер Верни. - Он действовал самостоятельно и за это будет расплачиваться. - Он перевел взгляд на Сэма. - Но как же получилось, что ты, такой хороший, многообещающий парень, мог гак глупо распорядиться своей жизнью? Это выше моего понимания.

– Но, мистер Верни, почему же вы так говорите? Вы сами прошли с армией штата Теннесси до самого моря, с величайшей в мире армией…

– Да, да, прошел, - оживленно согласился старик Верни. - Мы проходили по тридцать миль в день с полной выкладкой и черной патокой в котелках и, внезапно появившись на флангах Джонстона, разгромили его начисто. А когда мы заняли Атланту, то даже Джефф Дэвис понял, что проиграл… Но ведь то была война, дорогой мой! - Сэм никогда не видел Верни столь возбужденным. - Идти в армию в мирное время - это значит связываться с жуликами и пьяницами, невежественными контрабандистами и подонками городов Востока… - Сэм посмотрел на дядю Билла в надежде, что тог возмутится такими речами, но старый сержант лишь печально кивал головой да почесывал свой подбородок. - Грабители и бандиты, люди без рода и племени - вот из кого состоит сейчас армия, дорогой мой…

– Ты подписал? - резко спросил Билл Хэнлон. - Ты подписал документ в его присутствии?

Сэм кивнул утвердительно.

– Тогда нет никакой надежды. Ты попался в ловушку, рогатый дурак. Ох и пожалеешь же ты, что ездил в этот проклятый Линкольн! Ты позабудешь в этой армии, что существует род человеческий.

Дядя Билл был чертовски прав. Сэма муштровали до потери сознания, до тех пор пока от усталости он не начинал пошатываться из стороны в сторону как пьяный; его подолгу держали по стойке «смирно» под безжалостными лучами солнца или окруженным целым роем москитов; его заставляли рыть щели и окопы на огромных площадях; он, как и другие, то и дело нес наряды по кухне, чтобы хоть как-нибудь избежать всего этого, до блеска отмывал столы в солдатских столовых и чистил отхожие места. Грубые и жестокие сержанты заездили его; он выполнял столько физической работы и в такое короткое время, что, скажи ему кто-нибудь об этом раньше, он ни за что не поверил бы. Его винтовка была всегда безукоризненно чистой, он до совершенства отрабатывал сложные приемы строевой подготовки, в образцовом порядке содержал свое обмундирование и снаряжение. Но никто не замечал этого, и ни к чему это не привело. Сэм был расстроен до глубины души. Дядя Билл оказался прав. Сэм был новобранцем, к ему давали почувствовать это. Никакого маршальского жезла в этом сером мире непрерывной караульной службы, строевой подготовки, нарядов на работы не было и в помине, не говоря уже о самом солдатском ранце. Что касается полковника, то за первые три недели он остановил свой взгляд на Сэме всего два раза. Дело с ним имели только сержанты, такие же всемогущие, как сам бог.

В какой-то мере Сэма спасали его умение метко стрелять и атлетическое совершенство. Попав впервые на стрельбище, безгранично радуясь перерыву в скучных, до тошноты надоевших тренировках в прицеливании на станке, он выбил возможную сумму очков на дистанции пятьсот ярдов - результат, обычный для бывалого сержантского состава, но достаточно впечатляющий для новобранца. Лейтенант Вестфолл начал примечать Сэма. Острое зрение - залог успешной стрельбы, а Сэм всегда был отличным охотником, и ему совсем ни к чему были многословные речи сержантов о том, что «спрингфилд» - это лучшая винтовка в мире. С того самого дня Сэм прослыл отличным стрелком.

Второе, что спасало Сэма, это ротная бейсбольная команда. Сэм бросал бейсбольный мяч и ударял по нему дальше и сильнее, чем многие другие игроки, и он хорошо знал это. Капитан Пэрриш был несказанно благодарен судьбе за то, что она послала ему этого рослого поджарого парня из Небраски с такими сильными руками и ногами. Командир роты - худой, жилистый человек со светлыми голубыми глазами и тонкими серебристыми усиками - был азартнейшим болельщиком бейсбола. В молодости он был неплохим бейсболистом и много играл, но испанская пуля под Эль-Кени положила конец этому. Ранение не лишило его подвижности, он хорошо ездил на лошади, ходил в строю как отличный солдат, но принять низкий мяч или быстро пробежать до базы он уже не мог. Его страсть сосредоточивалась теперь на бейсбольной команде, которая могла бы легко побить этих надменных, прослывших непобедимыми ребят из второй роты. Когда он впервые увидел, как Сэм справился на тренировке с двумя лучшими кручеными мячами Кинзельмана, радости Пэрриша не было предела. Капитан Пэрриш и Тед Барлоу не походили один на другого, как только могут не походить два американских парня, но они прекрасно поняли бы друг друга. Неожиданно, словно по волшебству, рядового Дэмона стали назначать в наряд по кухне значительно реже. Земля казалась бесконечной. Плоские равнины, потом реки и ручьи, берега которых усыпаны огромными, как мешки с зерном, валунами. Некоторые из них соскользнули вниз и лежали наполовину в воде, другие беспорядочно громоздились на берегу. Попадались столовые горы с ровными плоскими вершинами, как будто срезанными чьей-то гигантской рукой. Потом опять реки, равнины, простиравшиеся так далеко, что при попытке усидеть их края начинало ломить глаза. Иногда встречались холмы и густые заросли кактусов: их отростки, казалось, были похожи на установленные идиотами и никуда не указывающие дорожные указатели. И над всем, под всем и во всем этом - невыносимые жара, и ветер, и пыль, которая окутывала солдат на марше до тех пор, пока они не стали похожими на скопище вылепленных из теста бродяг.

Они вышли из форта Барли довольно бодро. У гарнизонных ворот полковой оркестр играл популярную песенку «Девочка, которую я оставил…». Когда они проходили мимо полковника, капитан Пэрриш скомандовал им: «Равнение направо». Полковник - низкорослый краснолицый мужчина с седыми, свисающими, как у моржа, усами - молодцевато отдал им честь. Они шли, чтобы вступить в бой. Им предстояло догнать подлого мексиканского бандита по имени Камаргас, вторгшегося на территорию Соединенных Штатов и ограбившего американское почтовое отделение, выследить его и разбить в открытом бою. Три пехотные колонны, поддерживаемые на фланга! кавалерией, должны были соединиться и районе Монтеморелоса, где находилась оперативная база Камаргаса. По крайней мере, так говорила сержанты. Должны были повториться Буена-Виста и Чапультепек. Пусть у него превосходящие силы - пять к одному, может быть, даже двадцать к одному, - все равно они готовились разбить наголову этих грязных мексиканцев, отомстить за оскорбление американского флага и завоевать себе славу.

Было тихое ясное утро, и, уходя, они долго еще слышали бравурную музыку полкового оркестра. Сержанты строго следили за равнением всей колонны по четыре человека в каждом ряду. Вещевые мешки не казались тяжелыми, идти было легко, кровь в венах пульсировала в ожидании приключений.

Но так было шесть дней назад. Теперь же каждый ощущал трудности перехода. Натертые ноги воспалились, беспорядочно болтались перекинутые через плечо винтовки, пропитанные потом и пылью рубашки одеревенели. Шутили уже совсем мало, а о песнях никто и думать не хотел.

– Когда же наконец мы догоним этого бандита Камаргаса? - громко спросил Девлин. - Я стер себе обе ноги. - Нос и рот у него были закрыты голубым носовым платком, походная шляпа опущена на глаза. Всем своим обликом он напоминал пьяного ковбоя. - Знаешь что, Сэм?

– Что?

– Я посажу этого бандюгу в клетку, отвезу его в Чикони-фоллс и буду показывать каждому, кто захочет посмотреть, на двадцать пять центов. Когда соберу приличный капитал, уволюсь из армии. А ты что собираешься делать?

– Я собираюсь пролежать в пруду подряд три дня и три ночи. - Сэм умирал от жажды. В его воображении рисовались пейзажи с водой: тихие горные озера, реки, грохочущие водопады. Он чувствовал, как стучит в голове кровь; горло, казалось, было шершавым, как наждак; язык распух и горел. Ужасное пекло, чертовски жаркая и сухая местность. Местность без воды. Только дураки да преступники могут жить в такой местности.

– Ну, это сначала, а что потом?

– Потом выпью весь пруд. - Сэм скорее умрет, чем скажет правду Девлину, пусть даже это его самый близкий друг. На самом деле он мечтал повести солдат в атаку, так же, как вел их на стены Чапультепека капитан Говард, мечтал втащить горную гаубицу на церковную колокольню в Сан-Косме и открыть из нее огонь по городским воротам, как это сделал генерал Грант. Города на возвышенной местности берут с возвышенных мест. Сэм намеревался отличиться именно здесь, в Мексике.

– А мне хочется достать здесь какую-нибудь мексиканскую куртку, вышитую серебром, - продолжал Девлин. - И еще гребенку, какую носят в волосах мексиканские женщины. - Он тяжело вздохнул: - Чертовски жалею, что не попал в кавалерию.

– Да, кавалерии - слава, а пехоте - пыль, - вмешался капрал Томас. - Вам нужно было думать об этом, когда вербовались.

Сем не был согласен с ним. Даже теперь он не мог отделаться от внутренней убежденности, что самой судьбой предназначено ему служить в пехоте, что все его испытания и триумфы будут связаны с ней. Конечно, нелегко было не потерять этой убежденности в такой палящей жаре, тащась по этим бескрайним пыльным равнинам, усеянным проклятыми мелкими камнями, на каждом из которых по меньшей мере три острых выступа.

Неожиданно раздался удивленный возглас Пенсимера. Справа от них на горизонте появилось небольшое, быстро передвигающееся облако пыли. Словно загипнотизированные, они смотрели, как оно, медленно увеличиваясь, скрылось за густые заросли и снова появилось. Теперь было видно, что это наездник, но какой-то необычный, бесформенный. Он становился все крупнее, и Сэм наконец понял, что на лошади два седока, один из них неуклюже мотается из стороны в сторону. Капитан Пэрриш и лейтенант Вестфолл поскакали к ним легким галопом. Движение двух наездников замедлилось, лошадь под ними шла теперь рысью. От двойного груза она тяжело дышала, ее бока взмылились. Вот она сбилась с шага, и второй седок то ли сполз, то ли упал на землю. Капитан Пэрриш повернулся и махнул рукой Кинзельману. Тот сразу приказал:

– Дэмон, Брода, Девлин! Идите туда, помогите им!… Они вышли из колонны и побежали к остановившимся всадникам. Один из кавалеристов, тот, что остался на лошади, разговаривал с капитаном Пэрришем, а другой неуклюже сидел на земле, подогнув под себя ногу и держась рукой за бедро. Когда Сэм и его товарищи подбежали, он печально посмотрел на них и пробормотал:

– Меня ранили, ребята, ранили…

– Да это же Гёрни! - удивленно воскликнул Брода.

Дэмон посмотрел на Броду, потом на раненого: он не припоминал, чтобы видел этого парня раньше. Тот был без ремня, в потемневшей от пота рубашке, залитых кровью бриджах. Сидящий на лошади кавалерист взволнованно докладывал Пэрришу:

– Да, много, капитан. По-моему, что-нибудь около ста - ста двадцати.

– Сто - сто двадцать?

– Да, сэр. И много запасных лошадей. Они, наверное, прошли через ущелье на Альдапане.

– А где Холландер? Лейтенант Холландер?

– Не знаю, сэр. Последний раз я видел, как он скакал в южном направлении.

– Хорошо. - Капитан Пэрриш спешился и опустился на колени около Гёрни, смотревшего на него со страхом. - Ну-ка убери свою руку, сынок, - сказал капитан. - Рукой ты себе не поможешь, уверяю тебя.

Гёрни очень медленно убрал руку с бедра, словно боясь, что от такого движения он умрет. Осмотрев рану, капитан попросил у Дэмона штык и разрезал им штанину бриджей, затем аккуратно обтер темное овальное отверстие раны, из которой медленно сочилась густая кровь. Гёрни, со страхом смотревший на штык, тихо стонал.

– Доктор Хабер заштопает эту дырку, - пообещал Пэрриш и начал ловко и проворно обматывать рану, крепко натягивая левой рукой желтый марлевый бинт, на котором сразу же проступала кровь.

– Больно, - простонал Гёрни.

– Конечно, больно, - согласился Пэрриш. - А ты думаешь, что должно быть не больно, а приятно? - Капитан встал, вытер носовым платком пятна крови на руках. - Ну что же, разместите его на одной из повозок, - приказал он Дэмону.

Дэмон нагнулся, чтобы подхватить раненого под плечи.

– Нет, нет, - запротестовал Гёрни, - не поднимайте меня, не поднимайте…

– Да что ты, Уолт? Одна минута - и мы донесем тебя, - подбодрил его Брода. - А ты убил хоть одного из них? - нетерпеливо спросил он приглушенным голосом.

– Дай мне воды, приятель, - попросил Гёрни, не отвечая на вопрос. - Немного воды…

Дэмон подал раненому свою флягу, и тот начал с лихорадочной жадностью глотать воду, проливая ее на подбородок и рубаху. Остальные молча смотрели на него.

– Ты убил хоть одного из них? - настойчиво допытывался Брода. - До того как тебя ранили?

– …Мне плохо, - пожаловался Гёрни. Ему вовсе не хотелось говорить ни о мексиканцах, ни о происшедшей схватке.

– Он почувствует себя лучше, как только мы уберем его с этого проклятого солнца, - заметил Брода, как бы оправдываясь за Герни перед Дэмоном и Девлином.

Тем не менее они все еще сидели около него на корточках, смотрели на его полузакрытые глаза, на стекавшие по лицу и шее ручейки пота, на то, как он держал руку над раной или осторожно прикладывал ее к бедру рядом с ней. Они ждали, что через какую-нибудь секунду этот окровавленный и стонущий кавалерист сообщит им нечто чрезвычайно интересное и ценное об этой далекой стране.

– Чего же вы там ждете? - громко крикнул им капитан Пэрриш. - Несите его в повозку, да попроворнее.

Они сразу засуетились и, не обращая внимания на стоны и протесты Гёрни, подняли его и понесли к повозке. Откинув заднюю доску, они устроили раненого на сложенном брезенте.

– Ну вот, Уолт, - успокоил его Брода, - здесь тебе будет хорошо.

– Подождите… - пролепетал Гёрни, - подождите минутку… Они замолчали в ожидании. Воздух под плотным брезентом

повозки был тяжелый, спертый. Просмоленная парусина пахла креозотом и сырой гнилью. Повозка тронулась. Дэмон, державшийся за заднюю доску повозки, почувствовал, как она подпрыгивает и вздрагивает на неровностях дороги.

– Я хочу сказать тебе, приятель… - снова начал Гёрни, - хочу сказать, что там целая… - Глядя на Дэмона широко открытыми глазами, он смутился, замолчал и лишь покачал головой.

– Пойдем, Сэм! - позвал Девлин.

Им пришлось бежать, чтобы догнать свою колонну. Дэмон ругал себя за то, что дал кавалеристу пить из своей фляги. Воды у него теперь стало намного меньше, чем у других, а когда они снова смогут наполнить фляги - одному богу известно. Сэм всегда пил много воды. Дома, проходя через кухню, он всякий раз обязательно выпивал большую кружку холодной воды. Поэтому соблюдать режим потребления воды на марше было для него сплошной мукой. За каким чертом он дал этому парию свою флягу? Ведь тот больше пролил воды, чем выпил.

Когда они догнали свое отделение, сержант Кинзельман спросил:

– Ну что, его зацепила пуля?

– Да, - ответил Дэмон. Он испытывал раздражение и был угрюм. - Куда его ранили?

– В ногу, сержант, - ответил Девлин, - в верхнюю часть ноги.

– Ну тогда это несерьезное ранение.

Дэмон и Девлин удивленно переглянулись. Дэмон не мог понять, как это такая дырка в твоем теле, дырка, которая кровоточит и заставляет тебя стонать, - несерьезное ранение. Но ou постарался выбросить эти мысли из головы. Теперь им определенно предстоит попасть в переделку. Надо быть все время настороже и не терять самообладания, что бы ни произошло. Он найдет правильное решение, когда настанет момент… Однако эпизод с Гёрни по-прежнему волновал его.

Они продолжали продвигаться вперед, но теперь гораздо быстрее. Прошли покрытое густыми зарослями русло высохшей реки, начали взбираться по пологому склону туда, где виднелся вдали горный кряж в форме лошадиной подковы. На небе сгустились огромные черно-серебристые тучки, ветер усилился, стал порывистым, пыль и мелкие песчинки хлестали но лицу, причиняя острую боль.

– Боже, неужели будет дождь! - воскликнул Девлин.

– Если дождь хлынет, то такой, какого ты никогда больше не увидишь, парень, - со смехом заметил капрал Томас.

Затрубили горнисты. Поплыли гонимые ветром пронзительные звуки. Солдаты находились теперь на небольшой равнине, слева от них тянулся горный кряж, справа - уходящее вдаль каменистое дно высохшей речушки. Повозки сбивались в одну тесную кучу, мулы непрестанно мотали головами и отчаянно мычали. Впереди колонны, оживленно жестикулируя и что-то приказывая, носился на коне капитан Пэрриш. Под порывами ветра поля его походной шляпы то опускались вниз, то взлетали вверх. Дэмон сгорал от нетерпения узнать, что происходит.

– Чего они хотят от нас? - нетерпеливо спросил он. - Чего они хотят?

– Спокойно, спокойно, юноша, - ответил ему Кинзельман, улыбаясь. - Командир роты скажет, когда придет время.

Они прошли мимо повозок, свернули в сторону, и в этот момент неожиданно прозвучал новый сигнал горниста - настойчивые пронизывающие звуки: «Построиться в каре!» Это уже лучше. Все они знали, что должны теперь образовать боевой порядок в виде четырехугольника. Сэм пробежал вперед, туда, где уже жестикулировал Кинзельман, и опустился на колени. Девлин, Брода, Чандлер встали на колени рядом с ним. Следующая шеренга расположилась позади них стоя, держа винтовки на груди. В какой-то миг Сэму вспомнились рассказы старых солдат - мистера Верни и дяди Билла, освещенная лампой веранда, жужжание и глухие удары о стекла июньских жуков.

– Заряжай! Поставить на предохранитель! - громко скомандовал Кинзельман.

Сэм вынул одиночный патрон из кармана рубашки, вложил его в патронник, вытащил обойму из патронной ленты, привычным движением постучал носиками патронов о ложе винтовки, вставил обойму в магазинную коробку, закрыл затвор.

– Примкнуть штыки!

Выполнив и эту команду, Сэм с удовлетворением отметил, что проделал все эти манипуляции быстрее, чем многие бывалые солдаты. Он не чувствовал никакого страха, наоборот, просто сгорал от любопытства: что же произойдет дальше?

– Молодцы, ребята! - послышался голос капитана Пэрриша, остановившего своего коня позади них. Все повернулись к нему. На запястье правой руки капитана болталась желтая плеть. - Не стрелять, пока не услышите команду. По команде будете стрелять залпами. Никто не должен открывать огонь, пока не услышит точный и ясный приказ. Твердо усвойте это. - Слова его звенели, как чеканные монеты. Бросив еще раз взгляд на солдат, он тронул коня и направился вдоль боевого порядка.

Ожидание было бесконечным. Наползая друг на друга, разрываясь на части, дождевые тучи опускались все ниже и ниже, обволакивая все вокруг мрачной темнотой. Поблескивали штыки, пряжки и другие металлические предметы. Они светились как бы для того, чтобы компенсировать заслоненный свинцово-серыми тучами солнечный свет. Холоднее, однако, не стало. Где-то далеко что-то раскатисто загрохотало - то ли орудия, то ли гром. Сэм определить не мог. Земля под коленями была теплой. Пот стекал в глаза, в рот, за ворот рубашки. «Почему стрелять залпами, когда у тебя шесть патронов? - раздумывал Сэм. - Может быть, так нужно для отражения атаки кавалерии? Но тогда ведь надо быть уверенным, что атакует именно кавалерия. А что, если они прорвутся?

Затем, как в захватывающей детской игре, где-то вдали послышался крик, вернее, серия криков - смешение оживленных восклицаний и визга, воплей и свиста. На равнине, за руслом высохшей речки, неожиданно появилось большое облако желтой пыли. Находившийся позади сержант Кинзельман что-то сказал, но Сэм, всецело поглощенный наблюдением за приближающимся столбом пыли и усиливавшимися криками и гиканьем, не расслышал его слов. Но вот из облака ныли начали выскакивать всадники. На них были белые рубашки и большие темные сетчатые сомбреро. Всадники разворачивались веером и, казалось, заполняли собой весь горизонт, всю бескрайнюю равнину. Что могло остановить их? Почему по ним не открывают огонь? Сэм все крепче и крепче прижимал винтовку к груди, он почти не дышал.

Вот они уже ближе. Четыреста ярдов, триста пятьдесят… Их крики, свист и вопли стали более громкими, они размахивала своими винтовками, мачете и саблями; кони неудержимо рвались вперед. Некоторые солдаты вокруг Сэма, не выдерживая, испуганно вскрикивали, но он не произнес ни единого звука. На какой-то момент в яростно несущейся лавине всадников произошло замешательство, некоторые из них преграждали путь остальным, но так было всего несколько секунд. Команды открыть огонь все еще не было.

Всадники уже спустились в русло высохшей реки. Теперь Сэм различал их лица, пушистые усы под шляпами, зубы лошадей. Сейчас… Они должны открыть огонь сию минуту, иначе всадники сомнут их, уничтожат по частям. Конечно же, нужно открывать огонь…

Неожиданно всадники резко повернули вправо, с дикими криками промчались по руслу реки и свернули влево. Очень низко, казалось, прямо над их головами, прогремел похожий на артиллерийский залп удар грома. Из туч, как из ведра, полил дождь, настолько сильный, что всадников нельзя было больше ни разглядеть, ни услышать.

– Прикройте винтовки! - крикнул сержант Кинзельман.

Но все уже намокло, со всего текла серебристая дождевая вода. Девлин, стоявший на коленях рядом с Сэмом, неистово вопя, запрокинул голову назад и ловил открытым ртом капли дождя. Капрал Томас обворачивал шейным платком затвор своей винтовки. Удивлению Дэмона не было границ, он почти задыхался от злости, возмущаясь тем, что не открыли огонь. «Что с ними происходит? - озадаченно думал он. - Неужели это нисколько не волнует их? Неужели?…» Дэмон перевел взгляд на мокрое, блестящее, улыбающееся лицо Кинзельмана.

– Что случилось? - громко спросил Дэмон. Сержант пожал плечами:

– Дали деру.

– А почему мы не открыли огонь? Ведь они подошли на триста ярдов! А если бы они не отвернули?

Неуклюжий добродушно рассмеялся. С полей его шляпы стекала вода.

– Не возмущайся, юноша. Они только пугали нас, а у самих кишка тонка.

Затрубили горнисты, все зашевелились, начали строиться в походную колонну. Покрывавшая землю пыль намокла, превратилась в грязь.

– Да, но… позволить им подойти так близко… - продолжал недоумевать Дэмон.

– Командиру роты ведь тоже приказывают, ты ж понимаешь, - подмигнул ему Кинзельман. - Нам нужно было выдержать их натиск, не дрогнуть, взять их на пушку. - Он держал винтовку дулом вниз, спрятав затвор под мышкой. - Стрелять в таких случаях не всегда целесообразно…

– Значит, мы и не должны были стрелять?

– Да, юноша, не должны.

Снова марш. Оживленный разговор в рядах. Капрал Томас тихонько насвистывал сквозь зубы.

– Ты видел всадника с двумя саблями? - спросил Девлин. - Бандюгу в черной, вышитой золотом куртке? У него в каждой руке было по сабле. Он ударял ими одна о другую, как ударяет тарелками музыкант в оркестре, на парадах, там, дома…

Дэмон промолчал. Он никак не мог успокоиться и чувствовал себя одураченным. Позади, за покрытым валунами руслом реки, колючими зарослями из мескитовых деревьев и чапареля никого уже не было. Вымокшая под дождем шерстяная рубашка холодила, он дрожал. Все закончилось. Ничего, собственно, и не произошло.