"А.Ф.Лосев. Итоги тысячелетнего развития ("История античной эстетики" #8, книга 1) " - читать интересную книгу автора

сопротивление нападавшим на его город неприятелям. Но получалось так, что
совмещение этой созерцательности и практической деятельности доставляло ему
самому большие страдания и наводило тоску. Он прямо писал: "Созерцание и
деятельность никогда не согласуются вместе" (письмо 57). Уже будучи
епископом, он совсем не по-епископски мучился в ожидании возможного
неприятельского нападения. В речи под названием "Catastasis" он пишет, как
он хотел бы сесть на корабль и уехать из своей родной Кирены и как его
удерживают от этого епископские обязанности. Здесь мы читаем (Остроумов):
"Я, часто проводивший ночи без сна для того, чтобы созерцать восход звезд,
теперь утомлен наблюдением движений неприятеля. Мы спим только несколько
минут; отмеряемых клепсидром [водяные часы]; да и этот короткий отдых часто
прерывается сигналом тревоги. Если я засыпаю на время, то какие ужасные сны
наводят на меня беспокойства дня! Окончание беспокойства для одних (когда
они засыпают) становится началом беспокойства для меня. Мы бежим, мы
схвачены, мы ранены, закованы в цепи и проданы... Сколько раз я просыпался,
довольный тем, что был отпущен моим господином! Сколько раз я просыпался,
покрытый потом, прекращая вместе и сон и бегство, через которое я хотел
ускользнуть от вооруженного неприятеля!" Синезий - убежденный сторонник
уединенного созерцания. Но он так любил оружие, так любил лошадей и
охотничьих собак, так любил быть администратором, организатором и даже
вождем, что совмещать со всеми этими своими склонностями такую же свою
глубокую созерцательную склонность он не мог без мучительных усилий. Но к
этому присоединялось нечто еще более важное. Синезий мучительно глубоко
сознавал свои грехи перед христианством, хотя сам же принял его с восторгом.
Его колебания и разочарования заставляли его иной раз сомневаться и в
действенности молитвы. Он, христианский епископ, был мучим отчаянием и
прямым сомнением в действенности молитвы и в этом открыто каялся своему
начальнику, александрийскому патриарху Теофилу. Этому последнему он писал
(письмо 67): "Ты будешь молиться за совершенно оставленного, который
нуждается в такой помощи. Сам я не дерзаю молиться, потому что все для меня
обращается в противное по причине моей безрассудной дерзости, что я грешный
человек, воспитанный вне церкви, наученный другого рода дисциплине, не
усомнился приступить к божественному алтарю". И еще (письмо 69): "Сам же я
тщетно молился и общественным и частным образом. Что я говорю - тщетно? Все
для меня обращается в противное: это происходит от моих многих и тяжких
прегрешений". В биографии Синезия имеются материалы даже и о том, что
внутреннее отчаяние вызывало у Синезия мысль о самоубийстве, особенно после
безвременной смерти его сына. Однако даже и все эти, можно сказать,
красочные материалы о противоречивости натуры Синезия являются только фоном
для тех доктринальных его убеждений, в которых противоречивость этой
замечательной личности доведена уже до крайнего предела. В этом смысле одно
его обширное письмо (к брату, 105) заслуживает специального исследования. Но
мы коснемся здесь только самого важного. в) В этом письме содержится много
весьма интересных рассуждений о высоте епископского сана, о недостойности
Синезия для этого сана, о трудностях быть на высоте при исполнении
епископских обязанностей и в светских делах и в честном признании Синезием
всех этих своих особенностей и даже слабостей. Но все такого рода сведения
можно почерпнуть также и в других сочинениях Синезия. То, чем это письмо
особенно интересно, - это формулировка расхождения Синезия с ортодоксальным
христианством. Любопытно здесь также и то, что об этих своих расхождениях с