"А.Ф.Лосев. Итоги тысячелетнего развития ("История античной эстетики" #8, книга 1) " - читать интересную книгу автора

христианством Синезий открыто сообщил александрийскому патриарху Теофилу,
который, несмотря на подобные признания Синезия, все-таки сделал его
епископом. Синезий в данном письме пишет: "Я никогда не поверю тому, чтобы
душа происходила после тела; я никогда не скажу, чтобы мир и его различные
части погибли с ним. Это воскресение, о котором столько говорят, я считаю
просто священной и таинственной аллегорией и далек от того, чтобы
согласиться с мнением черни". Нам представляется слишком скороспелым и
неверным считать беспринципным поведение Теофила, поставившего епископом
такого еретика, как Синезий. Ведь одно дело было принимать христианство как
новую религию, и совершенно другое - осознавать новую религию во всех ее
философских тонкостях. Те три пункта своего расхождения с ортодоксальным
христианством Синезий мог понимать весьма разнообразно и, надо полагать, не
так уж далеко от ортодоксального христианства. Первый пункт этого
расхождения гласил о невозможности представить себе тело человека без
человеческой души. Но христианство никогда и не думало в такой мере
противопоставлять душу и тело человека. И если Синезий учил о
предсуществовании душ, то, вероятно, он понимал это как существование душ в
общем божественном плане мироздания. Чересчур натуралистические крайности
античного мифа о предсуществовании душ едва ли были близки Синезию,
поскольку античные мифы он любил больше как литератор, чем как философ. То
же самое необходимо сказать и о втором расхождении Синезия с христианством,
Он говорил о неуничтожимости мира. Но и христианские догматы вовсе не учили
об окончательной гибели мира в целом. У христиан была вера не в гибель мира,
но в его существенное преобразование. Что же касается воскрешения мертвых в
будущем, то ортодоксальное христианство вовсе не проповедовало воскресения
мертвых в том их виде, в каком они были в своей земной жизни. Апостол Павел
говорил не только о гибели "душевного тела", но и о воскресении "духовного"
тела. Таким образом, Теофил, зная благородство, искренность и бескорыстность
Синезия, а главное, глубочайшую искренность и чистоту его религиозных
взглядов, мог назначить Синезия епископом без всякого риска для себя, для
церкви и для самого Синезия. Вероятно, все эти расхождения Синезия с
ортодоксальным христианством имели растяжимый смысл; и тот, кто доверял
личности Синезия, вероятно, мог и не беспокоиться о слишком резком характере
мышления Синезия. Но все это мы говорим вовсе не для того, чтобы снять
проблему противоречия язычества и христианства у Синезия. Наоборот, все эти
сомнения и колебания, вся эта неуверенность самого Синезия в своей
пригодности для высокого христианского поста, все его стремление заранее
поставить Теофила в известность по всем этим вопросам и последующие глубокие
рассуждения по этому поводу у самого Синезия (об этом выразительно говорится
в конце цитированного нами письма 105), - все это как раз и рисует яркую
картину мировоззренческих колебаний в те времена и несомненно должно стать
материалом для исторически противоречивой характеристики александрийского
неоплатонизма. Для этого последнего чувственно-материальный космос, конечно,
оставался высочайшей красотой, и ни в какой его триипостасной структуре не
было никаких сомнений. Но нужно прямо сказать: философская эстетика
чувственно-материального космоса была тут раз и навсегда отравлена
представлениями об абсолютной личности, которая повелительно требовала
признавать чувственно-материальную красоту космоса уже как творение
надкосмической личности. Чувственная красота космоса для Синезия, конечно,
не могла погибнуть, поскольку он был все-таки античным человеком. Но она