"Пьер Лоти. Госпожа Хризантема " - читать интересную книгу автора

крошечных подносиках. Все трое падают передо мною ниц и расставляют у моих
ног этот игрушечный завтрак.
Япония в этот момент представляется мне прелестной страной; я чувствую,
что полностью вошел в этот воображаемый, искусственный мирок, уже знакомый
мне по лаковым миниатюрам и фарфору. Ведь все это настолько оттуда! Эти три
маленькие сидящие женские фигурки, изящные, манерные, с раскосыми глазами и
великолепными яйцеобразными узлами волос, большими, гладкими, словно
лакированными; и этот сервированный на полу завтрак; и вид, открывающийся с
веранды, и эта пагода, примостившаяся в облаках; и это жеманство во всем,
даже в вещах. И этот печальный женский голос, все еще звучащий за бумажной
перегородкой, - тоже оттуда; разумеется, именно так и должны петь музыкантши
с полуприкрытыми узкими глазками, которых я видел когда-то нарисованными
странными красками на рисовой бумаге в окружении непомерно больших цветов. Я
угадал, какая она, эта Япония, задолго до того, как приехал сюда. Вот только
в действительности она предстала передо мной какой-то уменьшенной, еще более
слащавой и еще более печальной - наверное, из-за хмурого облачного савана,
из-за этого ливня...
В ожидании господина Кенгуру (который, похоже, одевается и скоро
придет) примемся за завтрак.
В премиленькой чашечке, разрисованной летящими аистами, - невероятный
суп с водорослями. А помимо этого - сушеные рыбки с сахаром, крабы с
сахаром, фасоль с сахаром и фрукты с уксусом и перцем. Все это
отвратительно, но, главное, непредсказуемо, невообразимо. А маленькие
женщины учат меня есть, то и дело смеясь этим вечным, действующим на нервы
японским смехом, - есть, как они, изящно и ловко перебирая симпатичными
палочками. Я привыкаю к их физиономиям. Все это вместе изысканно -
изысканность, конечно, совсем не такая, как у нас, и вряд ли я могу
разобраться в ней с первого взгляда, но в конце концов она, может быть, мне
понравится...
Вдруг в комнату, подобно ночной бабочке, разбуженной среди дня, подобно
редкой и удивительной пяденице,[18] влетает та самая танцовщица, та девочка,
что носила зловещую маску. Наверное, чтобы посмотреть на меня.
Она вращает глазами, как пугливая кошка; потом, внезапно став ручной,
подходит и прижимается ко мне, с милой неестественностью изображая
ласкающееся дитя. Она славная, тоненькая, элегантная; хорошо пахнет. Лицо
странно разрисовано - белое как мел, с очень правильными розовыми кружочками
посреди каждой щеки; карминный рот и легкая золотая полоска, подчеркивающая
линию нижней губы. Поскольку затылок набелить не удалось из-за густых
строптивых волос, то, из любви к правильности, побелку завершили прямой,
словно отрезанной ножом линией; в результате сзади на шее образовался
квадратик естественной, очень желтой кожи...
Властные аккорды гитары за перегородкой - видимо, зовут! Хлоп - и
маленькая фея убегает, спеша вернуться к идиотам из соседней комнаты.
А не жениться ли мне на ней, к чему далеко ходить? Я буду беречь ее,
как вверенное мне дитя; я приму ее такой, какая есть, странной и
очаровательной игрушкой. Ну и забавная будет у меня семейная жизнь! В самом
деле, если уж жениться на безделушке, вряд ли я найду лучше...
Но вот появляется господин Кенгуру. Костюм из серого сукна, словно
купленный в одном из парижских магазинов, котелок, белые шелковые перчатки.
Лицо одновременно хитрое и глуповатое; почти совсем нет носа, почти совсем