"Алексей Лукьянов. Спаситель Петрограда " - читать интересную книгу автора

на эту пару, причем большего внимания удостаивался все-таки Гена. Женщины и
девушки долго провожали влюбленных, задумчиво терзая сумочки, перчатки,
блузки, рукава кавалеров и прочее - впечатление после себя избранник Аннушки
оставлял неизменное: человек-мечта.
С Геной можно было не бояться хулиганов. Вся местная гопота избегала не
только самого Гену, но и тех, кто хотя бы раз здоровался с ним за руку. А
как же не избегать, когда всем было известно, что пластался Гена в уличных
побоищах с такой самоотдачей и вдохновением, что побивал семерых одним
махом. Свою рубаху, ту самую, он носил с таким видом, как будто все вокруг
козлы, а он один - Паганини. И Анна ревновала его ко всему, что было
женского рода.
Жил наш Ромео в Куштане, самом злодейском районе Нижнего Могила, там
даже днем передвигаться было небезопасно, особенно - девушкам, однако Анюта,
заручившись поддержкой своей подруги Даши, проклинающей при этом все и вся,
а особливо - свою девичью честь, терять которую в трущобах Могила ох как не
хотелось... так вот, заручившись поддержкой подруги, Аня отправлялась в эту
клоаку порой даже в самую глухую полночь, при этом яростно шипя на ухо
подруге: "Я знаю, он там опять со своими шалавами. Сволочь, гад", - и вся
куштанская шушера разлеталась как кегли от напора Аннушки и Даши, и Анюта в
абсолютной темноте нижнемогильских улочек по запаху безошибочно находила
свое счастье. Вот он, Гена, пьет пиво в компании корешей. Анна подлетает к
нему и тут же разрывает на его груди многострадальную рубаху и ка-ак
шарахнет по физиономии: где шляешься? Ка-ак шарахнет по морде: че за дела?
Ка-ак двинет по рылу: где они? Гена, разумеется, в непонятках: кто - они?
Бляди твои, ревет в голос культурная Анна. Гена хватает ее за руку, кореша
рассыпаются, Даша робко семенит рядом - Гена провожает их через весь Могил
до общаги.
Чтобы быть все время у Ани на глазах, Гена через год после знакомства
поступил на худграф, проучился с превеликим скрипом два семестра и вылетел,
аки пробка из бутылки с подогретым шампанским. С появлением Гены в институте
у всех преподавательниц старше пятидесяти лет как-то вдруг, сам собой, без
хирургического и медикаментозного вмешательства, прошел климакс, и они
зацвели, словно розы, не хуже первокурсниц, ей-богу, а те, в свою очередь,
невзирая даже на жесткий Нюрин патронаж, повисали на Гене как новогодние
гирлянды. После этого кошмарного года Анюта в ультимативном порядке велела
Гене уйти из института, что он с удовольствием и сделал, так как пары
пропускал безбожно, преподавателей и в хрен собачий не ставил, все время
дрался с гопниками и практически ничего не рисовал.
На плотскую сторону отношений нашей возлюбленной пары собиралась
смотреть вся общага, и даже молодежь из окрестностей не ленилась, подгребала
часам к одиннадцати вечера. Анина мастерская располагалась на первом этаже
общежития, и любовью с Геной она занималась зачастую именно там. Природная
ее лень, а также забывчивость так и не позволили Нюре обзавестись если не
шторами, так уж хотя бы занавесочками, или, на худой конец, прикрыть окна
крупноформатными листами ДВП. Увы и ах. И - ого-го. То, что Гена и Анна
проделывали, забывая обо всем, на глазах изумленных студентов, будущих
художников, историков и трудовиков, не снилось во сне даже самым безбашенным
порнорежиссерам.
Даша, Аннушкина подруга, из своей природной тактичности никак не
решалась завести разговор об этих безобразиях. Хотя порой очень хотелось.