"Однажды орел…" - читать интересную книгу автора (Майрер Энтон)

Глава 11

— Я плавала во всех океанах мира, — заявила Элси Лилиенкроп, высокая блондинка с красивым выразительным лицом и серо-дымчатыми глазами. Ее отец прежде торговал бриллиантами, и на Ривьере ее все называли Царевной. — Я плавала в Атлантике, и на Тихом океане, и, конечно, на Средиземном море. Плавала в Индийском океане и в Японском море.

— А как насчет Черного моря? — спросил Бен Крайслер.

— И на Черном море тоже была, в Трабзоне.

— О, продолжайте, продолжайте, дорогая, — вмешался лейтенант Пойндекстер. — Уж не собираетесь ли вы сказать нам, что плавали и в Арктике?

— Собираюсь, плавала, — кивнула она головой с победоносным видом. — Я была в Будё, в Норвегии.

— Но, милая Царевна, это же не Арктика…

— Это севернее Полярного круга.

Пойндекстер с недоверчивым видом повернулся к Томми; он прижал большой палец руки к подбородку, и это сделало его очень симпатичным.

— Неужели севернее? Томми, вы согласны с ней? Вы ведь везде побывали.

— Я пасую, — весело ответила Томми, пожав плечами. — Спросите у Сэма, он знает все эти тонкости.

— О'кей, майор, — обратился к нему Пойндекстер, — это правда?

Сэм улыбнулся:

— Если она прибыла в Будё на пароходе, значит, она плавала в Арктике. Полярный круг идет от острова Трэнеи через Кузомень в Финляндию. Будё севернее этих пунктов.

— О боже! — простонал Пойндекстер. Элси лукаво улыбнулась и пробормотала:

— Вот видите? Он знает.

— Я инстинктивно не доверяю человеку, который утверждает, что знает подобные вещи, — заявил Пойндекстер.

— Стерлинг, не показывай свою невоспитанность, — заметила Томми.

— Сэм знает все, — поддержал ее Бен Крайслер, поправляя рукой спавшие на лоб волосы. — У него потрясающая память. К тысяча девятьсот тридцать девятому году он станет начальником штаба сухопутных войск.

— Неужели он в самом деле будет начальником штаба? — недоверчиво спросила Арлин Хэнчетт, девушка из Красного Креста, которую Томми привела на вечер для Бена.

— А почему бы и нет? Я, во всяком случае, проголосовал бы за него.

— Тысяча девятьсот тридцать девятый? — снова вступил в разговор Пойндекстер. — К чему этот ни на чем не обоснованный разговор о тысяча девятьсот тридцать девятом?

Дэмон, Томми и их спутники сидели за столиком в небольшом модном кабаре «Пьяный жонглер», который находился в переулке, выходящем на улицу Антиб. В клубах сигаретного дыма, налетая друг на друга, весело кружили танцующие пары под шумную музыку негритянского оркестра из шести человек. Держа бокал, тихо напевая мелодию — оркестр играл «После того как ты ушла», — Томми Колдуэлл с интересом наблюдала за танцующими. Кто-то из них — Томми не узнала его — махнул ей рукой, и она ответила ему легким кивком головы. На их столике стояло несколько бутылок «Моэт-Шандон»; Пойндекстер настоял, чтобы заказать именно это вино, так как, по его убеждению, лучшего шампанского на свете не существует и пусть никто не пытается ему возражать. Друзья уже изрядно выпили, за столиком царило оживленное веселье.

— А как насчет Каспийского моря, Царевна? — спросил Пойндекстер, уваренный что наконец-то он выйдет победителем.

Элси серьезно кивнула головой.

— Да, была и на Каспийском, в Балканах. Это около Баку.

— Боже, это просто невероятно! Никогда не слышал ни об одном из этих мест.

— Это потому, что вы совершеннейший провинциал, — заметила Элси со слабым, едва уловимым акцентом. На ее лице появилась мечтательная улыбка.

— Это для меня новость! Вот уж не думал, что принадлежу к таковым, — пробормотал Пойндекстер. Это был высокий широкоплечий молодой человек с темными вьющимися волосами; в его движениях чувствовались легкость и грация, и он прекрасно знал, что правится всем. На нем была сшитая по заказу у Селфриджа военная форма и офицерский поясной ремень, выделанный из русской телячьей кожи, мягкий, отполированный до блеска. Под Буа-до-Рапп Пойндекстера ранило в ногу, и он не мог простить немцам, что они испортили ему отличную пару модельной обуви. Томми считала, что он самый привлекательный мужчина из всех, кого она до сих пор встречала. Как бы чувствуя ее восхищение, он, изящно изогнув руку с бутылкой, налил ей в бокал шампанского. Томми улыбнулась ему; ей нравился и он, и вся компания, и кабаре, в котором они сидели, и различные солдаты и девушки, которые время от времени останавливались у их стола и, весело приветствовали их. «Отличный вечер, — думала она, — и все это устроил Декс. У него всегда получается все очень хорошо».

— Декс проплыл на старой калоше «Фен-Хуан» от Нью-Йорка до острова Таити, — сказала Томми, защищая Пойндекстера перед Элси. — С экипажем из пяти человек. Тогда ему было всего девятнадцать лет.

— Это пустяки, — заметил Пойндекстер, шмыгнув носом. Он посмотрел на Сэма, сидевшего слева от Томми. — А вам приходилось когда-нибудь плавать, Дэмон?

Сэм улыбнулся и покачал головой:

— Первое и единственное судно, на котором я побывал за всю свою жизнь, это «Том Джефферсон». Я прибыл на нем в Европу.

Томми улыбнулась. Сэм оставался верным себе: скромный, прямой, несколько бесцеремонный. Пойндекстер, казалось, не поверил:

— Вы просто шутите, наверное.

— Святейшая правда.

— О, вам понравилось бы плавать. Увлекательный спорт. — Пойндекстер как бы изучал майора своими ясными голубыми глазами. — Кстати, что вы намерены делать, когда демобилизуетесь?

— Не знаю, я не решил еще.

— Папа уже навалился на него, — вставила Томми, — он пытался уговорить его остаться в этой проклятой армии.

Пойндекстер удивленно вытаращил глаза:

— О боже, да зачем это нужно? Мы уже сделали мир безопасным для плутократии…

— Возможно.

— Нет вы послушайте! Я имею в виду, что вам ведь нет никакой необходимости играть на «бис», вы уже получили все существующие побрякушки.

— А почему бы ему не остаться в армии? Перед ним открыта широкая дорога, — вмешался Бен, схватившись за нос большим и указательным пальцами; он всегда так делал, когда волновался.

— С вами я спорить не буду, вы уже испорченный человек, — сказал Пойндекстер Бену, махнув на него рукой. — Но вы-то, — продолжал он, обращаясь к Сэму, — не останетесь же вы в этом идиотском зверинце, чтобы каждый божий день начищать краги и отдавать честь знамени. Ведь не останетесь? Я понимаю, что говорю неуважительно по отношению к старшему и всяким там церемониям, но ведь совершенно ясно, что в этом нет никакого будущего. Через несколько месяцев они начнут все сокращать и уменьшать и вы не успеете чихнуть, как снова окажетесь младшим капралом.

— Вот об этом-то я все время и твержу ему, — вмешалась Томми.

— Запомните мои слова, никто в Штатах не захочет даже и слышать об армии. Мой отец знает некоторых очень влиятельных людей, сенаторов и тому подобных шишек. Единственное, чего они хотят сейчас, это прекратить игру и сложить колоду. Они считают, что почетный караул на Арлингтонском кладбище — это угроза миру и благополучию Соединенных Штатов.

— Американские сенаторы? — спросил Сэм. — Так думают сенаторы?

— Ха, конечно, американские сенаторы! А кто же, по-вашему? Поймите же, мы уже совершили ошибку: пришли сюда, помогли заполнить кладбища, добавили, так сказать, еще одну славную страницу в историю… А теперь давайте вернемся домой и забудем обо всем этом. Только дураки продолжают играть, когда совершенно ясно, что их карта бита. Вы же хорошо понимаете это. Просто надо списать со счетов все паши потери.

— Просто списать, и все?

— Конечно. Неужели вам хочется сгнить в каком-нибудь захолустном гарнизоне, расквартированном на неплодородной земле? Там ведь не осталось ни одного индейца, с которыми когда-то воевали. — Глаза Декса весело сверкнули. — Возвращайтесь домой, и мой старина отец предоставит вам работу у себя на предприятии.

— И что же я буду делать? — спросил Сэм, улыбаясь.

— Что делать? Об этом беспокоиться нечего, дорогой. Дело не в том, что вы будете делать, а в том, как вы будете делать.

У вас будет масса телефонов, вы будете названивать разным людям и говорить им, что операции с «Анакондой» надо оживить, а со «Стандарт ойлом» притормозить. Да это, собственно, не имеет значения. Деловая активность во всех отраслях так или иначе повысится. Вашей действительной заботой станут поло, теннис, прогулки на яхтах и тому подобные развлечения.

— Звучит довольно заманчиво, — откликнулся Дэмон. — Все прикончить, обо всем забыть и отправиться домой.

— Вот это разговор!

— Все очень хорошо, пока… Пока не начнется все сначала.

— Как сначала?! — воскликнул Пойндекстер. Даже Элси и Бен, казалось, были крайне удивлены мрачными предсказаниями Дэмона. — Что вы имеете в виду, черт возьми? Господи, вот еще пророк нашелся! Никакого нового мирового пожара не будет. Мы уже все сыты по горло, понимаете?

— И все-таки пожар может разгореться снова, — спокойно ответил Дэмон.

— Вопреки желаниям американцев, — добавила, нахмурив брови, Элси.

— Вашего друга преследует idee fixe^[37], — сказал Декс, обращаясь к Томми.

Разговор с Сэмом продолжил Бен, Декс послушал их некоторое время, затем достал великолепный золотой портсигар и протянул его Томми.

— Мне нравится этот портсигар, — сказала она, беря из него сигарету. — Он такой… такой необычный…

— Милая детка, он ваш. — Декс положил портсигар на ее ладонь и накрыл его своей рукой.

— Нет, нет, Декс, — запротестовала она, — я не могу принять такой подарок…

— Не вижу причин для отказа. Особенно если вы посмотрите дарственную надпись.

Томми повернула портсигар. Красивым снепсерианским почерком на нем было выгравировано: «Я без ума от любви к вам. Икар». Она невольно улыбнулась и восхищенно посмотрела на него. Вчера он прислал ей два десятка роз, а позавчера духи «Арпеж» в большом флаконе в форме сердца.

— А мне ваш отец предоставит работу на своем предприятии? — спросила Томми с шаловливой улыбкой.

— Не будьте упрямой, — прошептал Декс. Он склонился к ней так близко, что она хорошо различала сверкавшие в самом центре его зрачков искорки. Он занимал седьмое место по гребле в Нью-Хейвене, слыл отличным игроком в поло… И вот он сидит здесь, рядом с ней, такой представительный, готовый для нее на все. — Зачем противиться неизбежному? — продолжал он. — Вот мы рядом, я и вы. Что может быть логичнее этого?

— А я думала, что дети военных вызывают у вас презрение, — пробормотала она неуверенно.

— Это было всего лишь предубеждение незрелого человека; теперь я думаю по-другому. Ваши колебания не имеют под собой никакой почвы, дорогая. Вот увидите, вы понравитесь всем в Ойстер-Бейе, а они все понравятся вам.

— В связи с чем это вы вспоминаете Ойстер-Бей? — решительно вмешался в их разговор Сэм.

— Майор, — отозвался Декс, нахмурив брови, — давайте поговорим об этом позднее, хорошо?

— Нет, нет, все-таки, где это находится? — быстро продолжал Сэм. — На Лонг-Айленде? Между Глен-Ковом и Хантингтоном?

— Да.

— Ну и как там? Расскажите нам. Пойндекстер нехотя выпрямился.

— Вам там не понравится, Дэмон. Право же, не понравится.

— Почему?

— Очень уж там все неподвижные, спокойные, слишком raffine^[38] для вас. Вы здоровый мускулистый фермерский парень со стальными ребрами и нежным сердцем, а на Лонг-Айленде у всех, наоборот, нежная кожа и стальное сердце…

Томми засмеялась. Ей было приятно сидеть между двумя красивыми мужчинами, добивающимися ее расположения, и в то же время она чего-то боялась, ее не покидало ощущение, что за ней гонятся какие-то жестокие непримиримые силы. Ей не хотелось быть вовлечённой в борьбу этих столь непохожих друг на друга мужчин; она все еще была в состоянии какой-то неопределенности. Временами ей казалось, что всех, кто был ей дорог, кого она любила, у нее отняли. Ее мать умерла в окружении суетливых, вполголоса говоривших друг с другом в ночной тиши военных врачей; любимую собачонку Эйгыоналдо укусила у нее на глазах ядовитая змея; когда ей было четырнадцать лет, она очень увлеклась юношей по имени Артур Брелл, но он целую зиму пролежал с воспалением легких, а потом с постели поднялся не человек, а его тень — едва держащееся на ногах привидение; а потом этот летчик Джим…

— Потанцуем? — предложил ей Сэм, улыбаясь.

— С удовольствием.

— О, Дэмон! — насмешливо воскликнул Декс. — На что вы отваживаетесь? Вы же не сможете танцевать…

— Посмотрим, — ответил Сэм.

Томми встала, и, облегченно вздохнув, направилась с Сэмом к толпе танцующих.

— Извините, — прошептал Сэм. Он слегка прихрамывал на не совсем еще окрепшую ногу.

— О, ничего, ничего. У вас очень хорошо получается. Дэмон танцевал не блестяще, ему явно мешала раненая нога,

но он отлично чувствовал ритм и, вполне возможно, был неплохим танцором. Сейчас он удерживал вес тела большей частью на здоровой ноге, а когда опирался на мгновение на больную, то слегка покачивался, но равновесия все же не терял; Томми быстро подладилась под этот не совсем обычный шаг своего кавалера. Вскоре среди танцующих появились Бен с Хэнчетт, их плечи подпрыгивали, как будто они шагали по упругому пружинному матрасу. Музыка танца, веселая, возбуждающая атмосфера захватывала Томми все сильнее и сильнее.

— Я, кажется, выпила лишнего, — сказала Томми, громко смеясь. — Ну и пусть, мне очень весело… А вы знаете, он ведь не шутит…

— Кто?

— Декс. Он действительно может устроить вас на работу, если вы захотите, конечно.

Сэм бросил на нее осуждающий взгляд:

— У вас есть один очень маленький недостаток.

— И какой же?

— Не слишком ли много внимания лейтенанту Пойндекстеру?

— А что я могу сделать! — воскликнула она. — Он такой привлекательный! Вы все привлекательные, конечно, но Декс самый привлекательный.

— Этого далеко не достаточно…

— Он хочет, чтобы я разделила его судьбу. Правильнее сказать — богатство. Как я буду, по-вашему, выглядеть в роли ойстер-бейской матроны? Верховая охота с собаками, собственные яхты в заливе, пышные и шумные приемы на зеленых лужайках под вязами… Недурно, правда?

— Это будет ненадолго, — сказал Сэм.

— Да? А почему ненадолго?

— Вы очень скоро надоедите ему. — Она бросила на него полный гневного изумления взгляд. — Да, да, надоедите, — продолжал он. — Такие, как он, никогда не довольствуются одной женщиной. Не успеете вы обосноваться, как он уже начнет поглядывать во сторонам в поисках другой…

— Мне это очень нравится! — воскликнула Томми. Она была вне себя, слова Сэма настолько взбесили ее, что она прекратила танец. Кто-то наступил ей на ногу, она вскрикнула от боли. — Какое нахальство! Кто же вы такой, если смеете говорить мне, что я не смогу удержать своего мужа? Вы невыносимый человек, вы слишком самоуверенны. Все это потому, что вы привыкли командовать солдатами и думаете, что вам позволено говорить любые дерзости. А теперь возьмите свои слова назад, Сэм Дэмон!

— Подождите… Я не хотел…

— Я хорошо поняла, что вы хотели! Извольте взять свои слова назад, сейчас же!

— Я хотел сказать, что вы будете несчастливы…

Они пробирались мимо эстрады, где сидел оркестр; встретившись с ней взглядом, барабанщик лукаво подмигнул ей и выбил замысловатую трель; Томми рассмеялась, ухватила Сэма, и они снова закружились в танце; от ее гнева не осталось и следа.

— Не сердитесь, — шепнул ей на ухо Сэм. — Беру все сказанное назад. Все до единого слова. Я вовсе не хотел…

— О, я не могу сердиться на кого-нибудь более пяти минут! — воскликнула она. — Это все моя гугенотская кровь.

Томми заметила, что лицо Сэма резко изменилось, стало напряженным, как будто он в одно мгновение постарел на много лет.

— Что случилось? — спросила она с тревогой.

— Ничего. — Глаза Сэма были необыкновенно печальными, Томми никогда не видела такой глубокой печали ни в чьих глазах. — Однажды мой хороший друг сказал то же самое. Точно такие же слова.

— Извините меня, — прошептала Томми. Она посмотрела через плечо Сэма на барабанщика, на танцующего Бена, крючковатое костлявое лицо которого расплылось в широкой улыбке. Неожиданно она почувствовала, что Дэмон тяжело опирается на нее, его лицо снова побледнело, мышцы напряглись.

— Вам плохо? — спросила она.

— Нет.

— Это нога, она болит? — Дэмон утвердительно кивнул. — Но это же абсурд какой-то. Почему вы не говорите об этом?

— Потому что, — ответил Сэм, печально улыбаясь, — в таком случае нам пришлось бы вернуться к столу и слушать Пойндекстера.

— Ну и что в этом плохого?

— Ничего. Только я хочу, чтобы вы безраздельно принадлежали мне.

— Нельзя, чтобы у вас всегда было то, чего вам хочется. Несмотря даже на то что вы один из тех троих в американских экспедиционных войсках, кто получил высшие награды. Это просто глупо, — продолжала она через несколько секунд. — Пойдемте, сейчас же пойдемте обратно к столу. Декс такой забавный! Я хочу послушать его еще…

— Не выходите за него замуж, Томми! — неожиданно выпалил Сэм, как будто целый час сдерживал эти слова вместе с дыханием. — Не выходите за него!

— Это почему же?

— Выходите лучше за меня.

— За вас! — шаловливо воскликнула она, заглушая звуки оркестра. — Почему именно за вас?

— Потому что я люблю вас, Томми. — Они снова перестали танцевать; он до боли прижал ее к себе. — Я хочу, Томми, чтобы вы были моей женой. Ну, пожалуйста, скажите «да», скажите, что вы согласны.

— О нет, нет, что вы! — отчаянно воскликнула она и энергично покачала головой.

— В чем дело?

— Я не хотела этого… не хотела, не хотела…

— Почему?

— Я не хотела, чтобы это произошло… это просто симпатия… В глазах Дэмона появилась тревога.

— Не может быть, — тихо произнес он, так тихо, что она едва услышала. — У вас же есть какое-то чувство ко мне, не правда ли? Вы же чувствуете что-то?

— О, нет же, — произнесла она, заикаясь, — я говорю не о себе, а о вас! Я сказала о вашем чувстве ко мне! — Ее охватило смятение, она испугалась, что он неправильно поймет ее, ей трудно было разобраться в своих же чувствах. Он был таким неотразимым! В этот момент она не думала ни о чем, кроме того, что он так близок к ней и так горячо обнимает ее рукой, что в нем такая огромная притягательная сила.

— Ты очень хороший, — тихо сказала она, не сводя своего взгляда с его глаз, — очень милый… В таких девушки влюбляются сразу.

Его лицо озарилось радостью.

— Будь моей женой, Томми, — повторил он. — Скажи, что ты согласна, что выйдешь за меня.

— Сэм, я…

Позади них раздался взрыв аплодисментов, потом вторая и третья волна дружных хлопков. Томми даже вздрогнула от испуга, когда поняла, что на затемненной площадке для танцев, никого, кроме нее и Сэма, нет; музыканты с эстрады тоже ушли, а вся публика с интересом смотрела на них.

— Эй, дети, возвращайтесь, назад, все уже кончилось! — крикнул им Пойндекстер.

— Сэм, — прошептала Томми, — все смотрят на нас… Он прижал ее к себе еще крепче.

— Согласна? — настойчиво допытывался он. — Ты согласна?

— О боже, ты хочешь погубить меня! — простонала она.

— Что? Нет…

— Ты ведь останешься в армии, превратишься в жирного напыщенного идиота, будешь все делать по уставу и лапать лейтенантских жен на субботних вечеринках. Воображаю себе, как ты… О, проклятье!

Неожиданно на них навели лучи яркого желтого света, такого яркого, что пришлось зажмурить глаза. Томми попыталась отойти в сторону, но в тот же момент почувствовала, что кто-то легонько похлопывает ее по плечу. Повернувшись, она увидела худощавого мужчину во фраке. Лицо его блестело в лучах света.

— Вы не возражаете, если я позаимствую у вас на несколько минут небольшую часть площадки? — спросил он по-французски громким сценическим шепотом, который был слышен даже в самых отдаленных уголках кабаре.

Раздался общий смех, пианист заиграл бравурную мелодию. Внезапно Томми вспомнила афиши, которые она видела на Ля-Круазетт и у вокзала. Это Клод Гетари. Он по-прежнему вопросительно смотрел на них, не улыбаясь.

— Извините, — начал Сэм смущенно, — я и не заметил, что…

— Ничего, ничего. Я уверен, что они смотрят не столько на меня, сколько на вас. Не уходите. Вот. — Он поставил неизвестно откуда появившийся высокий стул, театрально уселся на нем и, скрестив ноги, сделал вид, что он весь восторженное внимание. — Продолжайте вашу сцену, а я посмотрю и, если нужно, дам совет. Отлично. Продолжайте. Он умоляет вас, просит предоставить ему еще один, всего один шанс. Так ведь? Но вам уже довольно того, что было, конечно же, довольно, жизнь слишком коротка, чтобы продолжать терпеть его измены и неверность, его любовные похождения. Тем не менее вот он стоит перед вами, такой кроткий, доверчивый, такой статный красавец, да? И вас ужасно интересует, что же это за человек, этот прекрасно сложенный американский офицер. Каковы его мечты, каков он в личной жизни, что представляет собой этот человек в действительности? — Клод Гетари глубоко поклонился ей. — Я здесь, мадемуазель, как раз для того, чтобы ответить на эти вопросы, показать вам, что представляет собой ваш кавалер. Alors, on verra, hein?^[39]

Гетари встал и, усиленно жестикулируя, начал ходить вокруг озадаченного Сэма. Производя руками быстрые, как бы случайные движения в самых неожиданных направлениях, он монотонным голосом комментировал каждое свое «открытие». Из кармана френча Сэма он вытянул черные шелковые штанишки с кружевами («Ну вот, кажется, мы уже можем судить об истинном лице этого человека»); из уха — грязный измятый комочек, оказавшийся военной картой Африки, на которой жирным черным карандашом было небрежно написано одно слово: «Merde» ^[40] («Что ж тут удивляться, на это у вас ушло четыре года!»); из-за пазухи — похожую на удава плетку («Так вот как вы обращаетесь со своими солдатами, да? Или вы держите это для женщин?»); изо рта — резиновую ручную гранату, которую швырнул на ближайший столик, вызвав визг и испуганные вопли сидящих за ним; из другого уха — маршальский жезл с красными и синими лентами («Вы, оказывается, мечтаете, не правда ли?»).

Публика непрерывно хохотала. Смеясь, жмуря глаза от яркого желтого света прожекторов, Томми видела, что Сэм, включившись в игру, весело улыбался, пожимал плечами, изумленно раскрывал рот, и наконец, эффектно, точь-в-точь как это делает Чарли Чаплин, простер руки с мольбой о пощаде… Томми поняла в этот момент, что «любит» Сэма. После того как под общий хохот, визг и крики Гетари извлек из карманов Сэма бюстгальтер, пистолет, цыпленка и полбутылки коньяку, Томми бросилась к Сэму и горячо поцеловала его в щеку.

— Я согласна! — выпалила она. — Я выйду за тебя замуж!

Несколько секунд Дэмон изумленно смотрел на нее, не обращая внимания ни на кучу предметов у его ног, ни на оглушительный восторженный рев публики.

— Ты согласна? Неужели в самом деле ты согласна? — бормотал он недоверчиво.

Томми утвердительно кивнула. Сэм наклонился к Гетари и прошептал ему что-то на ухо. Глаза фокусника засверкали, он лука но улыбнулся, засунул руку в карман бриджей Сэма, сделал несколько вводящих в заблуждение движений, извлек оттуда большое кольцо на белой шелковой ленте, надел его на голову Сэма, так, что оно оказалось на уровне носа, вручил ленту Томми и подал незаметный знак пианисту. Под громкие звуки переработанного для джаза свадебного марша Мендельсона Гетари поклонился Сэму и со словами «Утешительный приз» вручил ему маршальский жезл. Повернувшись к публике, он объявил:

— Леди и джентльмены, герой войны, славный американский парень Дэмон и его невеста!

Они прошли к своему столику под шумные восторженные крики. За столом заговорили все сразу. Бен энергично затряс руку Сэма:

— А что я говорил? Я же знал, что так будет. Это обязательно должно было произойти. Чудесно, чудесно…

— Вы должны поздравлять меня, а не Сэма, — шумно возмутилась Томми. — В конце концов согласие дала я, а не он…

— Когда же все это произошло? — поинтересовался Пойндекстер.

— Только что.

— Он только что сделал предложение? Он сделал вам предложение и вы согласились? — Она радостно кивнула ему. — Ну знаете, это просто самоубийство…

— Можно мне сейчас поцеловать ее, Сэм? — спросил Бен. — Могу я поцеловать вашу невесту?

— Не торопись, дружище. — Нос Сэма все еще украшало привешенное фокусником кольцо, которое придавало ему грозный вид жестокого варвара.

— Да, но, учитывая…

— Учитывая что?

— Учитывая, что я так много выпил…

Пойндекстер все еще смотрел на нее, укоризненно качая головой.

— Поздравляю, — глухо сказал он. — Надеюсь, когда вы будете отстирывать его рубашки в луженой бадье где-нибудь в самой глухой части Эгони-Роу, вы вспомните, что у ваших ног был весь мир…

— Я положу весь мир к ее ногам, — резко перебил его Сэм.

— Вы такой сентиментальный, Декс, — меланхолично заметила Элси, — и такой обескураживающе наивный. Зачем же вы говорили, что поможете ему стать миллионером, если не хотели, чтобы он сделал ей предложение?

— Я беру назад свои обещания! — рявкнул Пойндекстер и осушил свой бокал. — Можно выбирать или девушку или работу, но не сразу то и другое.

— Слишком поздно, — заметил сквозь смех Бен.

— Не расстраивайтесь при проигрыше, — сказал Сэм решительно. — Разве вас не учили в Нью-Хейвене как проигрывать

изящно?

— Я «завалил» этот предмет. И еще один, пока пил шампанское. Неужели вы оба совершенно равнодушны к богатству?

— Декс, — умоляющим тоном вмешалась Томми, — вы же ни хотите, чтобы я не послушалась зова своего сердца, но хотите ведь?

— Зов сердца! Высокопарные слова и показная мишура, какой уж это зов сердца! Томми, я… я по-настоящему разочаровался в вас.

— По-моему, это восхитительно, — заметила Элси, выговаривая слова со своим неопределенным акцентом. — Всякая женщина должна поддаваться каждому своему чувству, идти на любое приключение — психологическое, сексуальное, географическое…

— Океаническое, — вставил Бен.

— А почему бы и нет? Я спала с девятью разными мужчинами, и с каждым новым всегда было интереснее, чем с предыдущим.

— Неужели это правда, Элси? — жадно заинтересовалась Арлин Хэнчетт. — Неужели действительно с девятью разными мужчинами.

Царевна лениво вздохнула.

— Американцы! — презрительно сказала она. — Вы как-то уж очень ограничиваете сами себя. Неужели это интересно всю жизнь каждый божий день есть только жареный картофель?

— А как насчет Красного моря, детка? — спросил Дэкс насмешливо.

— Да, бывала, — Элси выразительно посмотрела на него томными глазами и утвердительно кивнула, — проездом. В Акабе.

— О, хорошо хоть, что только проездом…

Позднее Томми и Сэм оставили своих друзей и поехали по спящему городу в открытом экипаже. Они миновали Ля-Круазетт, проехали к заливу Хуан под зеленый свод шумящих от морского ветра сосновых ветвей. В лицо ударял свежий соленый воздух, звонкий топот копыт воспринимался, как веселая музыкальная мелодия; до звезд на небе, казалось, можно было достать рукой.

Интересно получается: в какой-то момент вы на что-то решились — и у вас сразу же изменяется весь комплекс чувств, ощущений и желаний. Томми долгое время чувствовала себя одинокой; сейчас, когда она брошена на произвол судьбы в конце этой безжалостной войны, ей всем сердцем захотелось стать частичкой кого-то, быть неразрывно связанной с кем-то. Томми прижалась к теплой ворсистой шинели Сэма и повернулась к нему лицом.

— Ты счастлив? — прошептала она.

— Счастливее, чем сейчас, я не был никогда… — ответил он, — честное слово, никогда в своей жизни… У меня такое ощущение, как будто я могу поднять весь мир одной рукой. О, мы будем так хорошо жить, Томми, — продолжал он, крепко обнимая ее. Он ликовал от радости. — Я полон… ох, не знаю… Любовь и всякие приключения, замки и султаны, коралловые лагуны…

— Ты выпил слишком много шампанского.

— Да, но дело не в шампанском. Это все ты. Я безумно хочу тебя.

Она почувствовала тайный страх: «А что, если я подведу его, если я не оправдаю его надежд?», но эта мысль в тот же момент сменилась радостным желанием быть любимой, отдаться ему, упасть в его объятия.

— О, поцелуй меня, — прошептала она. — Поцелуй, сейчас…

Его губы были теплыми, шероховатыми, он обнял ее так крепко, что захватило дыхание; голова закружилась, весь мир покачнулся, яркие звезды покатились по средиземноморскому небу вниз. Ее охватил радостный страх. Она подумала, что ее сердце вот-вот разорвется от счастья.

— О, Сэм, — она засмеялась над своей мыслью, как будто высказала ее вслух, — Сэм, обещай мне, что нам всегда будет так хорошо, как сейчас.

— Обещаю.

— Что между нами никогда не будет никаких ссор и недопониманий.

— Никогда, ни одной.

— Хорошо. Папа будет рад, — сказала она после небольшой паузы.

— Я надеюсь.

— В этом можно не сомневаться. Он очень хорошего мнения о тебе.

Его губы нежно скользили по ее бровям, по щеке, шее; она трепетно дрожала от переполнявшего ее счастья и еще крепче прижималась к нему.

— Тебе не холодно? — спросил он.

— Нет, нет, не холодно.

Сунув руку в карман его шинели, чтобы согреть ее, она нащупала там маленький маршальский жезл из папье-маше.