"Говард Ф.Лавкрафт. За стеной сна" - читать интересную книгу автора

болезни и отправили в лечебницу, где я занимал весьма скромный пост.
Я уже говорил, что в своих размышлениях был постоянно сосредоточен на
жизни человека во время сна, и вы можете судить о том рвении, с которым я
взялся за изучение нового пациента, как только полностью удостоверился в
реальности фактов, описанных в его истории болезни. Он, казалось, питал ко
мне особо дружеские чувства, без сомнения порожденные тем интересом к нему,
который я не скрывал, и мягкой манерой, в которой я вел расспросы. Вряд ли
он мог заметить во время своих припадков, как я, затаив дыхание, ловил его
беспорядочные космические словесные образы, но он общался со мной в
спокойные моменты, когда он сидел у своего зарешеченного окна и плел корзины
из соломы и ивовых прутьев. Возможно, он все время тосковал по утраченной
свободе. Его родные никогда не пытались увидеться с ним. Вероятно, они нашли
другого временного главу семейства, согласно обычаям этих выродившихся
жителей холмов.
Со временем я начал постигать ошеломляющее чудо редкостных
фантастических видений Джо Слейтера. Сам по себе этот человек находился на
прискорбно низком умственном и речевом уровне, но пылающие титанические
образы, описанные им бессвязно и на варварском жаргоне, несомненно, могли
сформироваться только в более высокоразвитом или даже исключительно
одаренном мозгу. Я часто спрашивал себя, как могло тупое воображение
кэтскилского дегенерата создать волшебные картины, само существование
которых доказывало наличие скрытой искры гения? Как мог какой-то захолустный
болван дойти до идеи этих сияющих сфер, высших излучений и пространств, о
которых Слейтер разглагольствовал в своем бешеном бреду? Я все больше и
больше склонялся к убеждению, что в этом жалком существе, раболепствующем
передо мной, скрывается поврежденное ядро чего-то, находящегося за пределами
моего понимания и бесконечно далекого от понимания моих более опытных, но в
меньшей мере наделенных воображением коллег-ученых и врачей.
Пока я не мог вытянуть из этого человека ничего определенного. В итоге
моих расследований я понял, что это сонное состояние, при котором Слейтер
путешествует, проплывая через блестящие поразительные долины, сады, города и
дворцы, созданные из света, в область необъятную и неведомую людям, и что
там он не крестьянин и не дегенерат, а существо, живущее ярко и наполненно,
движущееся гордо и с достоинством, устремляя свое внимание только на некоего
смертельного врага, который представляется ему тварью видимого, но эфирного
сложения и не обладает человеческими формами, поскольку Слейтер всегда
называл его не человеком, а какой-то штуковиной. И эта штуковина нанесла
Слейтеру некий ужасный, но невыразимый вред, за который маньяк (если он был
маньяком) стремился отомстить обидчику.
По манере, в которой Слейтер намекал на их взаимоотношения, я решил,
что он и светящаяся штука были на равных и что в его сонном бытии человек
сам был таким светящимся существом той же расы, что и его враг. Это
впечатление подтверждалось его часто повторяемыми словами о полете сквозь
пространство и о прожигании всего, что помешает его движению. Однако эти
концепции формулировались по-деревенски и передавались совершенно
неадекватно, и это привело меня к заключению, что если мир сновидений в
действительности существовал, то для передачи мыслей в нем не пользовались
устной речью.
Может быть, душа сна, вселяясь в это низкопробное тело, отчаянно
пыталась рассказать о себе, о понятиях, которые простецкий и запинающийся