"Элизабет Лоуэлл. Дерзкий любовник " - читать интересную книгу автора

ветром холмы, поражавшие буйством красок - пурпурной, черной и шоколадной -
скалы вулканического происхождения, образовавшиеся так недавно, что солнце
еще не успело выжечь яркие цвета.
Контрасты Мозаичного Каньона приковывали глаз, завораживали, казались
почти чарующими. Стены из полированного мрамора, которым мог бы
позавидовать любой дворец, странно и неожиданно сочетались с нагромождением
иззубренных скал и обломков, возникших после многочисленных извержений
вулкана.
Разбитые, наклонившиеся, опрокинутые мраморные плиты с узорами из
переплетающихся полос казались ошеломляюще, невероятно гладкими. И этот
первозданный хаос служил превосходным фоном для изящных, безупречно
гармоничных изгибов нефритового блюда. Однако барочные жемчужины каким-то
образом не вписывались в общую картину. Что же касается изогнутого,
покрытого тончайшей резьбой мостика из слоновой кости...
- Сфотографируйте только блюдо на мраморе. А жемчуг попытайтесь
разложить в одной из впадин, - решила Риба, показывая на одну из
бесчисленных дыр, уродовавших монолит, но создававших опоры для ног и рук в
восьмифутовой стене.
- Мне кажется, мостик будет лучше контрастировать в сочетании с более
темным мрамором и вулканическими скалами в русле ручья.
Ассистент фотографа, следуя указаниям, расставил все по местам,
отрегулировал освещение и отступил. Фотограф, прищурившись, посмотрела в
видоискатель, поправила белые зонтики и отражательные панели и начала
снимать.
Риба с напускным спокойствием, ежеминутно грозившим исчезнуть так же
легко, как едва заметные капли пота на лбу под свежим ветерком, наблюдала
за происходящим, прекрасно понимая, что ее непонятное желание сорваться и
накричать на окружавших ее людей по меньшей мере абсурдно. Фотограф была
профессионалом высшего класса. Охранники не лезли на глаза и держались как
можно незаметнее, если так позволено выразиться о вооруженных до зубов
людях. Два страховых агента старались ни во что не вмешиваться. Различные
помощники, ассистенты и посыльные действительно были готовы помочь, чем
могли, и ни в коем случае не раздражали и не надоедали. Если не считать
Тодда Синклера, все вели себя именно так, как и ожидалось. Правда, и Тодд
не казался особенным исключением из общего правила и выглядел таким же
невоспитанным хамом, как и при жизни деда.
Риба, стараясь сдержать слезы, отвернулась от прекрасных предметов
искусства, собранных Джереми Бувье Синклером за долгую жизнь. Прошел месяц
со дня его смерти, но Риба так и не смогла смириться с мыслью о том, что
больше никогда не увидит старика. Даже в восемьдесят лет он оставался
высоким стройным красавцем, чей ум был по-прежнему острым, а глаза -
зоркими. Именно он со своим безупречо-изящным французским выговором ввел
Рибу в мир, который никогда бы не принял ее без протекции старика.
Полувековая разница в возрасте не помешала искреннему взаимопониманию,
такому же редкому, как и материалы, с которыми они работали. Риба, которая
выросла, не зная отца, отдала Джереми горячую дочернюю любовь. И он отвечал
ей тем же, с родительской гордостью и радостью наблюдая, как неприкаянная
молодая разведенная женщина, не имеющая определенного положения в обществе,
становится утонченной и опытной собирательницей антиквариата. Он щедро
делился с Рибой своими необъятными знаниями о необработанных и обработанных