"Лия Лозинская. Во главе двух академий " - читать интересную книгу автораЕкатерина Романовна воспитывалась вместе со своей двоюродной сестрой, дочерью канцлера. "Мой дядя не жалел денег на учителей. И мы - по своему времени - получили превосходное образование: мы говорили на четырех языках, и в особенности владели отлично французским; хорошо танцевали, умели рисовать; некий статский советник преподавал нам итальянский язык, а когда мы изъявили желание брать уроки русского языка, с нами занимался Бехтеев; у нас были изысканные и любезные манеры, и потому немудрено было, что мы слыли за отлично воспитанных девиц. Но что же было сделано для развития нашего ума и сердца? Ровно ничего..." Началом своего нравственного воспитания Дашкова считает время первой разлуки с домом канцлера. В 14 лет она заболела корью, и: ее отправили в деревню. Корь и оспа, пишет Герцен, были "не шуткой в те времена, а чуть не государственным преступлением"4 (опасались за здоровье малолетнего Павла Петровича). В деревне девушка находит обширную библиотеку. "Глубокая меланхолия, размышления над собой и над близкими мне людьми изменили мой живой, веселый и даже насмешливый ум", - вспоминала Дашкова. Она со всей страстью отдается чтению. С тех пор и на всю жизнь ее лучшие друзья - книги. "К чести ее, - пишет один из биографов, - это не были произведения французской, порой довольно разнузданной, литературы - то до приторности сентиментальные, то пошло-скабрезные, жидкие книжонки, которыми пробавлялись тогдашние читатели из высшего общества..."5 Девушка читает серьезную литературу, и прежде всего писателей и философов-просветителей, представителей передовой для того времени мысли. "Любимыми моими авторами были Бейль, Монтескье, Вольтер и Буало..." Блестящую критику существующего порядка - неразумности современных форм правления, испорченности нравов высшего общества, лицемерия церкви, отсталости и варварства, на которое обречена основная масса населения, господства предрассудков, жалкого положения, до которого низведены науки, - вот что находит будущий президент Российской академии на страницах первых прочитанных ею серьезных книг. С тех пор и до конца дней мысль Дашковой привлечена к кругу больших проблем эпохи. Она возвращается в дом дяди повзрослевшей. Часто задумывается. Ищет уединения. К ней посылают докторов... Со всех сторон девушку терзают нелепыми расспросами родные, твердо уверенные, что тут не без "сердечной тайны". "А она просит об одном, - говорит Герцен, - чтоб ее оставили в покое: она тогда читала "De l'entendement" ("Об уме" Гельвеция. - Л.Л.)"6. В эти годы складывается ее характер. Она независима, самолюбива |
|
|