"Михаил Любимов. Операция "Голгофа" секретный план перестройки" - читать интересную книгу автора

плеча. При этом у него есть великолепное качество для лидера второго этапа
"Голгофы": он твердо верит в правильность каждого своего шага. К тому же
впоследствии, как учил Маркс, он подвергает свои действия сомнению. Но с
Ельциным у вас предстоит большая работа: во-первых, ему нужно создать имидж
и здесь и за рубежом, во-вторых, воспитать из него демократа и приверженца
капиталистического рынка, именно дико-капиталистического, а не с разными
социал-демократическими штучками-дрючками. ИНТЕРЕСЫ НАРОДА, ЕГО
БЛАГОПОЛУЧИЕ, БОРЬБА ПРОТИВ ПРИВИЛЕГИЙ ЗА СПРАВЕДЛИВОСТЬ - вот лозунги для
Бориса Николаевича.
Его бесспорно поддержит громадная часть нашей интеллигенции -
помните, вы приносили мне обобщенный анализ разговоров на кухнях наших
ученых, писателей и других интеллектуалов? Кстати, больше всего меня
поразил не сам анализ - я и так прекрасно знал, что все они держат фигу в
кармане, - а то, что они включают воду, исходя из нелепой предпосылки, что
КГБ не в состоянии фильтровать шумы. Им бы у большевиков поучиться
конспирации! Публика эта ненадежная, каждый будет дуть в свою дуду, потом
все передерутся, но по невежеству, конечно же, грудью встанут на защиту
рыночных реформ. Филипп Денисович (Бобков. - Авт.) их бесплатно выпускает
за границу, и у всех впечатление о Западе складывается на основе витрин,
заваленных товарами, никто толком и не знает, как там живут и, главное, как
зарабатывают деньги. Ведь вопросы денег нашу интеллектуальную элиту не
интересуют: у них и масса санаториев, и писательские дачи в Переделкине, и
дикие тиражи книг, которые никто не читает, и государственные премии, и
множество других подачек, их они вовсе не ценят. Где еще в мире государство
содержит 10 тысяч писателей, из которых сносно писать могут лишь человек
пять-шесть? Где еще есть рестораны ВТО, дома ученых, архитекторов и
журналистов? Попробуйте отыскать в Нью-Йорке Центральный дом американских
литераторов! Но рынок они поддержат, ибо каждый считает себя гением, на
которого будет спрос, а потом почти все пойдут по миру с голой задницей!
Извините за это выражение, Михаил Петрович (я действительно был
поражен, ибо за все время слышал от Ю.В. только слова "дерьмо" или
"дермук", и то в отношении американского президента Картера, докучавшего
нам всем своими воплями о нарушении в СССР прав человека. - Авт.). Как раз
перед нашим рандеву меня весьма расстроил Филипп Денисович: говорит, что
вся наша интеллигенция так и рвется в агенты КГБ, добивается этого высокого
звания! Я, конечно, приказал дать им от ворот поворот, ибо мы лишимся
надежной опоры в тот момент, когда начнем разгром КГБ, - они же будут
бояться разоблачений! Что ж, сегодня мы хорошо поработали, пора и
отдохнуть! Кстати, я собираюсь лечь в больницу...
- Как же мы будем держать связь? - испугался я. - Навещать вас в
больнице?
- Ни в коем случае! Туда хлынет все Политбюро, вы же знаете наших
подхалимов! Вас могут засечь. Придется мне конспиративно приезжать сюда, -
улыбнулся Андропов. - Для вашего личного сведения, Михаил Петрович,
состояние моего здоровья весьма плачевно...
По-видимому, в тот момент лицо мое выражало сострадание и
растерянность, ибо Юрий Владимирович улыбнулся, похлопал меня по плечу,
стараясь ободрить, и довел до лестницы. Спускаться со мной он не стал, даже
это было для него уже не просто.