"Евгений Лукин. Прометей прикопанный" - читать интересную книгу авторапричём чаще в хозяйственные, чем в продовольственные. Если не копался в
огороде, то сидел целыми днями у окошка и мастерил что-то невразумительное. По слухам, чёрный ящик с красной кнопкой. И как-то сразу не по-хорошему зашевелился бурьян вокруг отданной внаём халупы. Сгинули куда-то бомжи и бродячие кошки, зачастили к серой дощатой калитке почтальоны, коммивояжёры, работники социальной сферы, мелкая предвыборная сволочь. Узенькая прерывистая стёжка углубилась, расширилась, достигла статуса народной тропы. Что вынюхивали - непонятно. Потом нагрянул спецназ. Обложили пустырь, изготовились к захвату, как вдруг заколебались и, не дождавшись внятного приказа, рассеялись. Не иначе опять обережные чары сработали: как ни крути, а угроза домику при штурме возникала прямая. Спецназ - он ведь покруче бульдозера будет. В бульдозере хотя бы подствольный гранатомёт не предусмотрен. Возможно, в загадочном квартиранте заподозрили террориста-рационализатора. Мигрант, вдобавок выходец из Царицына, этого извечного рассадника злых гениев. Недаром же именно там, стоило всё позволить, были придуманы и вечный двигатель, и машина времени, и усечённая финансовая пирамида. Собственно, их и раньше придумывали, но как-то, знаете, по-доброму, ради общего блага. Если вникнуть, самородок-изобретатель - тоже в каком-то роде стихийно сложившееся заклятие. Не учили его, не воспитывали - до всего самодуром дошёл. Ну книжки читал, ну фильмы смотрел, так ведь в произведениях искусства неумышленных чар, пожалуй, больше, чем в жизни. Взять литературу. Метафора (это вам любой колдун скажет) строится по законам симпатической магии, а стало быть, запросто может сработать как заклинание, особенно при мымр в очках и кривобоких узкоплечих недомерков, половина из которых ещё и заикается. Порченые поголовно! Кинематограф - и вовсе чума. Вот запретили двадцать пятый кадр - а проку? В результате фильмы теперь сплошь монтируют из одних двадцать пятых кадров - и попробуй что-нибудь докажи! То ли дело при советской власти! В ту пору каждая метафора тщательно проверялась и обезвреживалась цензурой. Не обходилось, конечно, без перегибов: шили образ там, где его и в помине не было. Допытывались, например, кого ты имел в виду, написав "листья падают". А ведь имел кого-то... Поди теперь вспомни! Где вы, безмятежные времена, когда образ психопата-учёного был неведом самородкам из захолустья - тем самым самородкам, по поводу которых ещё Салтыков-Щедрин брюзжал, будто они употребляют все свои способности или на то, чтобы изобретать изобретенное, или на то, чтобы разрешать неразрешимое! Стоило идиллически прозрачному пруду социалистического искусства замутиться, провинциальные кулибины, поражённые чёрной магией Голливуда, призадумались: а нужно ли вообще осчастливливать человечество? Может, действительно проще взорвать его к едрене фене? И как только в очередной раз кому-либо из них удавалось разрешить неразрешимое, подобная возможность представлялась. Достигнув вершины бугра оземленелых обломков, Глеб Портнягин осторожно раздвинул бурьян. За дощатым, серым от дождей забором виднелся в меру ухоженный огородишко. Помидоры на грядках надували бледно-зелёные щёки. |
|
|