"Евгений Юрьевич Лукин. Бытие наше дырчатое" - читать интересную книгу автора

столице, и уже точно знаешь, что денька через два и до нас доберется. А
теперь хрен поймешь. Одни на повышение температуры играют, другие - на
понижение...
Потом воздух все-таки шевельнулся - и Димитрию пришлось не только
встать с брезента, но и принять самое деятельное участие в подъеме паруса.
Серое в заплатах косое ветрило долго хлопало и сопротивлялось, потом наконец
вздулось, напряглось, однако платформа по-прежнему пребывала в
неподвижности. Андрон спустился по железной лесенке на землю, с минуту
отсутствовал, затем настил под ногами дрогнул.
- Поберегись!.. - послышалось из-за борта, и на платформу со стуком
упал тормозной башмак.
Ошибся Андрон с пассажиром, крепко ошибся. Когда ковыляешь по
заброшенной железнодорожной ветке на парусной платформе, чем еще заняться,
кроме разговоров? Кроме того, каждому ведь хочется, чтобы кто-нибудь со
стороны восхитился его работой. Димитрий же Уаров безмолвствовал. Даже
удивления не выразил, что этакая махина и вдруг движется под парусом. Хотя,
с другой стороны, подобное равнодушие можно было истолковать как безоглядную
веру в талант и мастерство умельца: чему дивиться-то? У него и асфальтовый
каток курсом бейдевинд пойдет.
А все же досадно. Как-никак под каждый угол платформы по девальватору
засобачил. Некоторые ошибочно именуют такие устройства антигравами, но это
они по незнанию. Земное тяготение тут вообще ни при чем. Речь идет именно о
девальвации единиц измерения, загадочной аномалии, зачастую возникающей
самопроизвольно и, что уж совсем необъяснимо, усиливающейся по мере удаления
от культурных центров. Физики, во всяком случае, так и не смогли
разобраться, почему это на столичных рынках один килограмм весит в среднем
девятьсот девяносто четыре грамма, а в провинции - всего девятьсот
восемьдесят пять.
В полдень миновали Баклужино, оставив его по правому борту. Постукивали
гулкие колеса, над покатым зеленым холмом громоздилась северная окраина
столицы. Высотные здания плыли подобно надстройкам океанских кораблей, с
величавой неспешностью разворачиваясь и обгоняя друг друга.
- Вот совсем достанут, смастрячу трехмачтовый бронепоезд, - мрачно
пошутил Дьяковатый. - Наберу команду - и под черным флагом на Колдушку...
Уаров не улыбнулся. Скорее всего, просто не расслышал.
Обессмыслившимися глазами он созерцал маленькую трагедию, разыгравшуюся в
десятке шагов от насыпи. Там на двухметровой высоте завис, чуть пошевеливая
широкими раскинутыми крыльями, ястреб. А может, и сокол - поди их различи!
Кто-то, короче, хищный. А под ним, не зная, куда деться, метался обезумевший
от страха воробей. Ну и дометался - сам в когти влез.
Скривив рот, Димитрий повернулся к Андрону.
- Вот она, природа-то, - почему-то с упреком молвил он. - Красота,
кричим, красота! А приглядишься - взаимопожиралово одно. Ястреб -
воробьишку, воробьишка - кузнечика, кузнечик тоже, наверное, тлю
какую-нибудь... Все-таки хорошо, что я неверующий, - неожиданно заключил он
ни с того ни с сего.
Ну, слава те Господи! А то уж Андрон начинал опасаться, что спутник его
так и промолчит до самой Слиянки.
- Кому? - ухмыльнулся шкипер.
- Что "кому"?