"Евгений Лукин. Нон-фикшн: В защиту логики (Заметки национал-лингвиста)" - читать интересную книгу автора

что у них войны и сражения исполняются по вперед определенному плану, то
единственный вывод, который мы можем сделать из этого, состоит в том, что
описания эти не верны".
Достается и нашим:
"Русские военные историки должны невольно признаться, что отступление
французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова".
И неизбежный вывод:
"Выигранное сражение не только не есть причина завоевания, но даже и не
постоянный признак завоевания".
Логика графа безжалостна: если все донесения хотя бы наполовину лживы,
то любой военачальник, будь он семи пядей во лбу, командует химерами и живет
в фантастическом мире.
"Не только гения и каких-нибудь качеств особенных не нужно хорошему
полководцу, - утверждает Толстой, - но, напротив, ему нужно отсутствие самых
лучших, высших, человеческих качеств - любви, поэзии, нежности, философского
пытливого сомнения".
А в первой редакции романа - еще круче:
"Чтобы быть полководцем, нужно быть ничтожеством".
Всяк корпевший в школе над сочинением по "Войне и миру" знает, что
главное ничтожество среди полководцев - это, конечно, Бонапарт. Ибо
относится к себе всерьез. В отличие от своего ветхого годами противника,
ухитрившегося в разговоре с Растопчиным запамятовать о том, что уже сдал
Москву французам. Очевидно таким и должен быть идеальный стратег, поскольку
главное его достоинство, в понимании автора, не путаться под ногами
исторического процесса:
"Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже
патриотическое чувство... Он презирал их своей старостью, своей опытностью
жизни".
Как выясняется, правильно делал, поскольку, по мнению графа, любая
попытка умышленно повлиять на происходящее обречена изначально:
"Только одна бессознательная деятельность приносит плоды, и человек,
играющий роль в историческом событии, никогда не понимает его значения.
Ежели он пытается понять его, он поражается бесплодностью".
И, разумеется, в первую очередь бесплодностью поражаются адепты
воинского искусства. Уж лучше невежество в чистом виде:
"Русский самоуверен именно потому, что он ничего не знает и знать не
хочет, потому что не верит, чтобы можно было вполне знать что-нибудь. Немец
самоуверен хуже всех, и тверже всех, и противнее всех, потому что он
воображает, что знает истину, науку, которую он сам выдумал, но которая для
него есть абсолютная истина".
Подвергаются сомнению самые азы науки побеждать:
"Тактическое правило о том, что надо действовать массами при
наступлении и разрозненно при отступлении, бессознательно подтверждает
только ту истину, что сила войска зависит от его духа".
Иными словами, получили по шее и разбежались - всего-то делов! А
упомянутое тактическое правило - не более чем попытка "натянуть факты на
правила истории".
Предвижу обиду бесчисленных наших поклонников самурайщины, однако в
первой редакции романа Болконский накануне Бородинской битвы говорит Пьеру
буквально следующее: