"Евгений Лукин. Серые береты" - читать интересную книгу автора

сала. Вдруг действительно с Украины...


* * *

Мне снится танковое сражение под Прохоровкой, причем каким-то странным
образом оно тоже имеет отношение к мышам. И только-только я собираюсь
удивиться этому обстоятельству...
Хлоп!
Просыпаюсь. Мгновенно все вспоминаю и, привскинувшись, смотрю на стол.
Кажется, сработало! При свете съежившегося в синеватую капельку огонька,
угасающего в стеариновой лужице, мало что можно различить, но стеклянная
емкость несомненно стоит прямо и внутри вроде бы мечется нечто серое.
- Покажи, - с замиранием просит Надя.
Мышки - наша слабость. Они смешные и обаятельные. Знаю-знаю, многие из
так называемой прекрасной половины человечества ужаснутся этакому
пристрастию, но в свою очередь спрошу: что может быть омерзительнее женщины,
визжащей при виде мышонка? Мало того, что уродина, так еще и дура. Ты
приглядись к нему, приглядись! У него же ушки розовые, хвостик-ниточка,
глазки-бусинки, а уж шерстка - ну просто Вербное Воскресенье.
Крысы - да, согласен, уроды. При всем их интеллекте. Хотя, думаю, в
плане сообразительности мыши им вряд ли уступят.
Но об этом позже.
Осторожно подвожу кусок фанеры под горловину банки и с гордостью
предъявляю улов. Довольно крупный пепельный блондин, хорошо упитанный, носик
у него порозовел от гнева, сам чуть ли хвостом по бокам не хлещет. А вот
страха в задержанном как-то не чувствуется. Ну вот ни на столечко!
- Пахана взяли, - безошибочно определяет Надя.
Самодовольно соглашаюсь (еще бы я вам на шестерок разменивался!), затем
переношу банку на пол и выдергиваю из-под нее фанерку.
- Он задохнется! - вступается за преступника Надя. - Щепочку подложи,
чтобы воздух проходил.
Да, действительно. Просовываю между стеклянной кромкой и полом толстую
стружку, но пойманный зверь вцепляется в нее резцами, выдергивает из пальцев
и яростно швыряет через себя. То же самое происходит со всеми последующими
прутиками и щепочками. Дикая какая-то мышь. И нечеловечески сильная, я бы
сказал. Глядя, как она кидается на стенки сосуда, невольно начинаешь
благодарить судьбу за то, что нас разделяет прочное стекло.
Пахан не дает спать всю ночь: стучит, скребет, буянит, возможно,
готовит побег. Наконец под утро терпение мое иссякает:
- Ну его к лешему! Пойду вынесу.
- Он там замерзнет!
- Это полевка, - объясняю я с такой убежденностью, будто и вправду
способен отличить домашнюю мышь от полевой. - Они же весь день под снегом
бегают.
- Точно полевка?
Кажется, ласково-снисходительная улыбка особенно мне удается.
- На даче других не бывает, - небрежно роняю я. - Только полевые.
Надя внимательно смотрит в мои честные глаза.
- Я тоже с тобой пойду, - объявляет она.