"Любовь Лукина, Евгений Лукин. Тупапау, или Сказка о плохой жене." - читать интересную книгу автора

добавил: - Вождь у них - ничего, хороший мужик...
- Знакомьтесь, - торжественно провозгласил Федор. - Моана. Ивоа.
Галка, моя кузина. Наталья. Лева...
Девушки, похоже, различались только именами. Одеты они были
совершенно одинаково: короткие шуршащие юбочки и ничего больше. Незнакомые
белые цветы в распущенных волосах. Смуглые свежие мордашки с живыми
темными глазами.
- И часто они здесь бывают? - с интересом спросил Лева, кажется,
приходя в хорошее настроение.
- Да ритуал здесь у них какой-то...
Ответ Толика Леве не понравился. Вспомнился Робинзон Крузо, танцы с
дубиной вокруг связанного кандидата на сковородку, черепа на пляже и
прочие людоедские штучки. А тут еще Моана (а может, Ивоа), покачивая
бедрами, вплотную подошла к Леве и, хихикнув, потрогала указательным
пальцем его белый итээровский животик.
Лева попятился и испуганно обвел глазами заросли. Заросли шевелились.
От ветра, разумеется. А может быть, и нет. Может быть, они шевелились
совсем по другой причине.
- Что за ритуал? Ты их хоть расспросил?
- Я тебе что, переводчик? - огрызнулся Толик. - Я по-полинезийски
знаю только "табу" да "иа-ора-на".
- Иа-орана! [Иа-орана - форма приветствия (полинезийск.)] -
обрадованно откликнулась Ивоа (а может, Моана).
Наталья была вне себя. Вы подумайте: все мужчины, включая Федора
Сидорова, смотрели не на нее, а на юных туземок! В такой ситуации ей
оставалось одно - держаться с достоинством. Наталья сделала надменное лицо
и изящным жестом нацепила радужные очки.
Лучше бы она этого не делала.
- Тупапау! [Тупапау - злой дух, привидение (полинезийск.)] -
взвизгнули девушки и в ужасе кинулись наутек.
- Ну вот... - обреченно промолвил Лева, глядя им вслед. - Сейчас
приведут кого-нибудь...
Все содрогнулись.
- Валентин... - начала Наталья.
- Я помню, Ната, помню... - торопливо сказал несчастный теоретик. -
Правда, неделя - это, конечно, маловато... но я попробую во всем
разобраться и...



5

Прошел месяц.



6

"Пенелоп" беспомощно лежал на боку, чем-то напоминая выброшенного на
берег китенка. Памятная пробоина чуть выше ватерлинии была грубо залатана