"Сергей Павлович Лукницкий. Выход из Windows (триптих о генерале Нестерове #3) " - читать интересную книгу автора

должны же быть какие-нибудь следы. И займитесь же кто-нибудь этой
несчастной!
Братченко ревниво покосился на Княжицкого и пошел выполнять указание
Серафимовой:
звонить мужу Похваловой и опрашивать соседей в надежде на то, что,
может быть, для кого-то "наблюдение в глазок" представляет большую
художественную ценность, чем мексиканские сериалы.
Вернувшись через полчаса, он разочарованно сообщил, что бабульки в этом
государстве окончательно переродились, мутировали, так сказать, в
телевизионных монстров и маньяков, а одна с первого этажа и вовсе приняла
его, Братченко, за материализовавшегося Мейсона Кенвела. Спасибо, что не
за Дон Гуана.
Это не потрясло расслаблявшуюся на сериалах Серафиму - именно так за
глаза называли ее все, кому приходилось затрагивать в разговоре что-либо,
касающееся старшего следователя прокуратуры, полковника юстиции Нонны
Богдановны Серафимовой.
Вся ее дальняя родня, переехавшая в Москву из Карабахской автономной
области (гораздо позже, чем она, получившая должность уже на втором курсе
Московского юридического института еще в начале семидесятых),
специализировалась на хирургии. Ее троюродный брат Вазген достиг
наивысшего признания и был гением кардиологии, его жена была
врачом-терапевтом в "кремлевке", и даже племянница училась в медицинском.
Про Серафиму же коллеги говорили, что для нее очередное расследование -
как хирургическая операция, без права на ошибку. Ошибки, конечно,
случались. Но, к удовлетворению Серафимовой, последствия этих двух-трех
промахов отразились только на ней. Два ранения и осколочный порез на левой
руке, повыше локтя.
Коля Княжицкий был франт. Они часто, если не всегда, сталкивались с
Серафимовой на месте преступления. И, хотя "обстановочка" была сама по
себе "волнительная", Княжицкий начинал вибрировать еще и от присутствия
этой невероятной дамы. Когда он видел ее в толпе оперативников,
криминалистов - вот как сегодня, в дальнем углу квартиры или на лоне
природы, где обнаружен труп, - то весь преображался и ощущал, словно за
его спиной вырастали крылья.
Ее взгляд, какой-то особенный, лишь ему одному предназначенный,
выделяющий его из толпы, ее суховатый голос с нотками сарказма, ее ум -
все это, чувствовал он, предназначено для него.
Он был втайне влюблен в нее, но пока еще считал свою влюбленность лишь
идолопоклонством.
Быстро закончив с Фипком, Княжицкий передал его санитарам. Перешел в
ванную, поближе к Серафиме, составлявшей на кухне план места преступленил,
занялся мертвой женщиной. Признаки насильственной смерти требовали
длительного описания. Труп был гораздо холоднее трупа мужчипы. Но
скороспелых заключений Княжицкий никогда не делал. Серафимова и не
требовала этого. У всех своя работа и свои приемы, Княжицкий - человек
опытный, доверие ему - абсолютное.
На шее жертвы видна странгуляционная борозда шириной 0,6 - 0,7
миллиметра. На теле кровоподтеки, которые дознаватели сразу не обнаружили.
Ссадины и ушибы. Переломов и трещин кости, на первый взгляд, нет.
В квартиру вошел мужчина лет сорока пяти, высокого роста, крупного