"Александр Лукин, Дмитрий Поляновский. Тихая Одесса " - читать интересную книгу автора

исследовали заброшенные особняки Французского бульвара, купались на
городском пляже - Ланжероне, удили рыбу с бурых камней Большого Фонтана.
Пашка всегда таскал в кармане самодельную леску, свитую из конского волоса,
и набор настоящих рыболовных крючков - бесценный по тем временам дар
Инокентьева. В жестяной коробочке из-под монпансье у него никогда не иссякал
запас дождевых червей. Случалось, к ужину они приносили увесистую связку
бычков, а иной раз улова хватало даже для "коммерческих операций" на рынке:
бычков удавалось выменивать на крупу и жмых, из которых Синесвитенко умел
стряпать вкусные лепешки на пахучем "нутряном" жире из Алексеева пайка.
За эти дни Алексей исходил Одессу вдоль и поперек, изучил не хуже
любого старожила. Его все больше привязывал к себе этот удивительный город,
на знойных улицах которого цвели каштаны, в тенистых садах властвовала
сонная тишина, и каждый дом, особенно в центре, хотелось разглядывать в
отдельности. И жители Одессы тоже нравились ему. Он присматривался к
пузановским рыбакам, к рабочим с Пересыпи и Ближних Мельниц, к болтливым
хозяйкам, торговавшемся на рынках, и все больше убеждался в том, что,
несмотря на все трудности, болезни и нехватку продовольствия, одесситы не
утратили ни одного из тех качеств, которыми они всегда славились: ни живости
своей, ни юморка, ни твердой уверенности в том, что рано или поздно Одесса
непременно дождется лучших времен.
Он повидал и другую Одессу - зловонные слободки за Пересыпью, тайные и
явные притоны на Молдаванке. Там кишмя кишел уголовный сброд. С наступлением
темноты притоны выплескивали его на улицы. Но и днем в городе было
неспокойно...
Однажды Алексей с Пашкой шли из порта, где в тот день удили рыбу. У
каждого было по связке бычков, и путь их лежал на Привоз - шумный и
жуликоватый одесский рынок.
Было два часа дня, знойно. На Пушкинской только несколько прохожих вяло
плелись в тени платанов, росших вдоль тротуаров. В подворотне углового дома,
возле Малой Арнаутской, прикорнув на скамейке, спал в холодке пожилой
дворник. В стороне вокзала стучали колеса по торцовой мостовой: кто-то ехал
на телеге...
Крики раздались неожиданно и сразу разрушили призрачное впечатление,
будто в городе тишь да благодать. Прохожие зашагали быстрей, торопясь уйти
подальше от опасного места. Дворник проснулся и, кряхтя, побрел взглянуть,
что там случилось.
- Грабят кого-то! - сказал Пашка, и глаза его заблестели. - Айда, дядь
Леша, поглядим!
Как истый одессит, он обожал всякие события.
- Стой, - нахмурился Алексей. - Нечего лезть, по делу ведь идем.
Пашка уже давно заметил, что дядя Леша не любит ввязываться в уличные
происшествия, хотя случаев для этого было куда как достаточно: и на рынке, и
в порту, и в слободках за Пересыпью.
Из-за угла вышел голенастый парень в примятой, косо надвинутой на самые
брови кепчонке. На груди его сквозь сетчатую майку синими узорами
просвечивала татуировка. Он тащил на плече большой узел, из которого свисали
край оранжевой скатерти и черный рукав зимнего пальто.
За парнем бежала полуодетая, растрепанная женщина. Цепляясь за узел,
она кричала высоким, пронзительным голосом:
- Ратуйте, люди! Грабят!.. Что же вы смотрите, люди!.. Ратуйте-е!..