"Самуил Лурье. Разговоры в пользу мертвых" - читать интересную книгу автора

детство, подобно шедеврам Рабле и Свифта.
Можно читать "Декамерон" как собрание занятных россказней, коллекцию
заемных сюжетов, переработанных в шахматные задачи. Страсть начинает и с
помощью ума дает Фортуне мат в один, два и более ходов.
Можно восхищаться сияющей мозаикой чужедальнего быта или - что
сомнительней - слогом, подчинившим новорожденный диалект омертвелому
синтаксису.
Прелесть "Декамерона", его тайная поэзия, его внутренняя жизнь всем
этим не объясняется.
Она сквозит в недосказанных отношениях между повествователями, и в
спетых ими канцонах, и в портрете Фьямметты, и в глухом споре, который,
прибегая к новеллам, ведут между собой двойники автора: счастливый Памфило,
обманутый Филострато и разочарованный насмешник Дионео.
Считается, что в "Декамероне" сто одна новелла: сто первую рассказывает
сам Боккаччо в предисловии к Четвертому дню.
Но есть и еще сюжет: приключения всех этих тел - странствие
разочарованной души. Сто один способ махнуть рукой на проигранное, погибшее
счастье, - не важно, какой у этого слова смысл.
Первая новелла Десятого дня. Мессер Руджери де Фиджованни доблестно
служил испанскому королю. А король, направо и налево раздавая недостойным
замки, города и поместья, обходил мессера Руджери наградой. И обиженный
рыцарь собрался уехать, но король вернул его с дороги и сказал так: "Мессер
Руджери! Если я многих наградил, а вас нет, хотя они не идут ни в какое
сравнение с вами, то не потому, чтобы я не почитал вас за доблестнейшего
рыцаря, достойного великих милостей, - у вас иной удел, а я тут ни при чем.
Сейчас я вам это докажу". Король привел рыцаря в большую залу, где стояли
два запертых сундука, и сказал: "Мессер Руджери! В одном из этих сундуков
находится моя корона, скипетр, все мои драгоценности, а в другом - земля.
Выбирайте любой; какой выберете, тот и будет ваш, и тогда вы поймете, кто не
ценил вашей доблести - я или же ваша судьба".
Мессер Руджери выбрал один из сундуков, и оказалось, что это сундук с
землей.
Тут явственно слышится горечь, но если Боккаччо и вправду так понимал
свою судьбу - он ошибался.

1975


Страсти по Рембрандту


Необыкновеннее всего были глаза:
казалось, в них употребил всю силу кисти
и всё старательное тщание свое художник.
Они, просто, глядели, глядели даже из
самого портрета, как будто разрушая его
гармонию своею странною живостью.
Гоголь

Рембрандт написал сто автопортретов. Провел перед зеркалом больше