"Эли Люксембург. Косточка Луз " - читать интересную книгу автораСвобода и воля... Господи, сделай же так, чтобы этот козел оказался
человеком - сыном Адама! Мадриху зовут Нахлиэли - ручейковая пташка. А если иначе - белогрудая трясогузка. Из автобуса видно, как она к нам идет. Вернее, они. Ибо с нею рядом плетется директор: босой, в шортах и в маечке, с прокопченным лицом бедуина. Похожий на все что угодно, только не на директора солидной туристической базы под легендарной Масадой. Заходят оба в автобус, директор берет микрофон. Свирепый с виду, он шевелит, как кот, прокуренными усами, банда в автобусе замирает. Он выглядит мрачно, он говорит глухо, что рад приветствовать дорогих гостей, что нас давно ждет ужин, горячий и холодный душ в комнатах, белоснежные простыни, кондиционеры... Он искренне желает своим юным столичным гостям спокойной ночи. Надеется, что все будут крепко спать, набираясь сил на трудный завтрашний день. И тем же устрашающим голосом: - Не смею больше задерживать. Есть ли у вас вопросы? - Ну, а отбой? - вскрикивает кто-то со слезой отчаяния в горле. - В котором часу у тебя отбой? И тут директор светло и обаятельно улыбается: - А вот отбоя у нас не бывает! - Это же как? Совсем, вообще? - Вот именно, господа! Не-бы-ва-ет. Восторженный рев взрывает автобус изнутри. Потом я тащусь со всем своим скарбом на гору. Орущая лава, огибая меня с обеих сторон, несется вперед. База довольно высоко, я весь обливаюсь поясе - с десяток набитых "рожков", тоже добрых несколько килограммов. Иду и злюсь на директора: о чем он думал, босоногий бедуин, отменяя отбой? Они же камня на камне от базы его не оставят! И, разумеется, не ошибся. Сотня ученичков почтенной религиозной школы имени баронессы Эвелины де Ротшильд визжали, как лесопилка, носились по комнатам, коридорам, облачившись в белые простыни, хлопали окнами и дверьми, окатывались водой, мазались пастой, кремом, повидлом и майонезом. Боролись, гонялись наперегонки. Похоже, играли даже в футбол. Явственно слышались удары мяча о стенку. Под эти звуки я уходил в забытье и вновь возвращался, наполненный гулом и грохотом. В соседней комнате спал директор. Я позавидовал его глубокому, безмятежному храпу. Думал о наших детишках, об исступленной ярости жизни: откуда в них это? Про Мертвое море думал, что рядом, ниже уровня моря, - чудо природы - сплошная едкая кислота. Растворены в нем были люди Содома, Гоморры и трех еще городов. Души их жителей по-прежнему живы, превратившись, однако, в ангелов зла... Словом, сущие Содом и Гоморра! Память переносит меня в другую землю, во Львов, обложенный низкими мрачными тучами, из которых сеется мокрая пыль. Вечно дождливый город, вечно мокрое лето. С Мироном Тышлером мы идем под одним зонтом. Он выглядит важным, надутым, мой спутник. Я же, напротив, возбужден, суетлив, как никогда в жизни. Лишь позже дойдет: коснулся ангел меня - Оживляющий ангел. Чую |
|
|