"Михаил Львовский. В моей смерти прошу винить Клаву К." - читать интересную книгу автора

видит.
- Как это у тебя слуха нет? - спросила она. - В доме такой инструмент,
а у нее, видите ли, нет слуха. И потащила меня к пианино.
Она стукнула по клавише и сказала:
- А ну, пой! А-а-а-а...
- А-а-а-а, - спела я.
- Не "а-а-а", а "а-а-а", - рассердилась мама.
Между ее первым и вторым "а-а-а" разница была не так велика, чтобы
из-за нее стоило поднимать шум.
- Чтобы у моей дочери не было музыкального слуха! - вознегодовала
мама. - У меня - абсолютный. У отца был превосходный... В кого ты уродилась?
- У меня внутренний, - оправдывалась я.
- Тебе слон на ухо наступил! А ну марш из дома, бездарь! Ко мне сейчас
люди придут.
Слегка прихрамывая, Сережа топтался вокруг покрытой снегом шелковицы.
- Замерз? - опоздав минут на двадцать, сочувственно спросила я.
Сережа отрицательно покачал головой и даже расстегнул свою болоньевую
куртку, из кармана которой торчал вязаный шарф. Воротник его рубашки тоже
был расстегнут. Треугольник обнажившейся груди сразу стал того же цвета, что
и Сережины уши. Шапку он лихо вертел на пальце.
- Пошли? - спросила я, ковырнув меховым сапожком скрипучий сугроб.
- По-по-шли, - лязгнул зубами Сережа.
- Как бы наша шелковица не погибла, - пожалела я дерево, а не Сережу,
потому что он бы мне этого не простил. - Мама говорит, что климат меняется
из-за атомных испытаний...
Мы уже довольно далеко отошли от нашей шелковицы.
- Ерунда. Ученые подсчитали, что все атомные взрывы на земном шаре...
Он замолчал, заметив, что я сразу отключилась. Единственный Сережкин
недостаток - это слишком обширные знания.
- А к маме опять сегодня люди придут, - вздохнула я.
Он ответил не сразу.
- Ты должна ее понять. Твоя мама одинокая женщина.
- Она говорит, что ей никто не нужен, кроме меня.
- Все они так говорят. А потом: "Сереженька, хочешь, чтобы у тебя был
маленький братик?"
- Но ты же Шурика очень любишь.
- Теперь, когда никуда не денешься. А тогда они с моим мнением не
посчитались.
Перед тем как открыть дверь своей квартиры, Сережа надел шапку, шарф и
застегнул куртку.
- Чтобы старики не паниковали, - объяснил он и вынул из-за пазухи
бутылку с молоком. - Все Шурику. Я теперь в доме последний человек.
Поставив свой портфель на кафельные плитки, я начала распутывать шарф,
который Сережа завязал на шее морским узлом. Сережа сначала отбрыкивался, а
потом притих. Он бы мог простоять так всю жизнь, если бы нам не надо было
делать уроки.
Когда Сережа открыл дверь, мы услыхали захлебывающийся плач Шурика и
радостный вопль тети Риты:
- Молочко пришло! Не плачь, Шурик, не плачь, маленький, сейчас тебе
мама кашку сварит...