"Н.Ляшко. Минучая смерть" - читать интересную книгу автора

него все, и будет поправка. А ты что выдумал?!
- Дура-а-а! - вырываясь, вопил Егор. - Да разве доктор скажет нашему
брату правду? Его дело обнадеживать, чтобы не шебушились мы! За это и
платят ему! Лежать!
Или у тебя тысячи в запасе? Одевай, или я так пойду...
Варвара не отпускала его рук, билась на его груди головою, слезами
заливала его гнев и вопила, что наложит на себя руки, если он встанет.
Руки его были выжаты, высушены, а запрокинуть ноги мешала режущая боль, -
он обессилел, затих, вытянулся и устало доказывал, что в контору завода
надо итти сейчас же, что потом ничего не выйдет. Варвара стояла на своем,
вырвала у него слово, что он больше не будет вскакивать, заставила
покреститься на иконы, но одежду его спрятала и почти не отлучалась из
дома.
Федя бегал с ребятами по слободке; почуяв в доме нужду, приноровился
воровать на товарной станции и с телег возчиков дрова, кокс и уголь.
Варвара как бы не замечала этого, радовалась его заботливости и корила
себя: "Ой, дура, гляди: втянется парень в это, наплачешься". Украдкой,
через окно, из-за забора и ворот, она наблюдала за Федей, прислушивалась к
его голосу, жалела, что на завод до пятнадцати лет мальчишек не принимают,
и-не выдержала:
- А парня-то, Егорушка, до поры надо отдать в люди: хороший, а промежду
уличных распускается. В карманах махорка, спички, поругиваться стал, на
Веселую улицу, говорят, бегает. Хорошего не жди, а на цепь не посадишь.
Егор расспросил о проделках Феди, велел позвать Евдокимова, поговорил с
ним, и тот повел Федю в город и сдал знакомому меднику в ученье:
- Учись, медницкое дело лучше нашего: мы без завода, что рыба без воды,
а медник и в конском ухе кусок хлеба напаяет себе...
Медник и выпивал, и запивал, и ругался, и затрещины давал, но Феде
нравилось помогать ему. Только мало приходилось ему быть возле медника, -
больше под руками медничихи вертелся он, а медничиха-у-у-у! - вызывала
дрожь. Низенькая, рыжая, всегда встрепанная, пропахшая "добрым" мылом, она
всегда была сердита, спокойно не могла слова сказать, дребезжала,
суетилась-в ушах ломило от ее визгливых выкриков:
- Почисть!.. Сходи!.. Сбегай!.. Выполосни!.. Подотри!
Поставь утюг!.. Вовика забавь!.. Замой!..
И все не по ней, все не так, - за все била, выкручивала волосы, как-то
особенно, по-птичьи, впивалась ногтями в уши, шипела, топала ногами, из-за
каждого пустяка надрывалась, словно из нее вынимали душу, и Федя дал ей
кличку "Нечистая сила". Сдался он ей не сразу: убегал к меднику и делал
все наоборот-прожигал утюгом белье, путал соль с сахаром, корицу с перцем,
уксус с постным маслом, часами ходил в лавки и на базар. Это приводило к
тому, что "Нечистая сила" сильнее била его, раньше будила и вертела,
вертела им, выталкивая вон лишь после обеда, когда засыпал золотушный,
капризный ребенок.
Тогда Федя спускался в подвал. Лохматый медник оглядывал его и кривил
рот:
- Ну, отстрадал? Вот апомни, как из-под штанов в голову ум перегоняют,
чтоб легче костям было. Ну, чего уши развесил? Слушай, а сам чисть воцда
неси. И деньги мне1 Понял? Мне! Я работаю, а неона! Ее дело жрать готовое
да поедом есть нас. Понял? Я ее отучу деньги перехватывать...