"Н.Ляшко. Никон из заимки" - читать интересную книгу автора

голове, которая еще сегодня была рыжей, клочьями серебрилась седина.
Чай Никон пил жадно, ронял на стол блюдце и испуганно выпрямлялся,
когда у него брали чашку. Пил он много, но согреться не мог, а когда его
одели и поставили на ноги, в ужасе попятился от распахнутой двери и
замахал руками на клубы пара из сеней.
Его под руки вывели на двор, усадили в сани, и лошадь помчалась вдоль
изб, к плывучей над лесом луне. Герасим хлопал кнутом и жалел.что не
подвесил к дуге колокольца:
сверкавшие в тени треуха глаза Никона пугали его.
- Ты,Никои,не обижайся! - закричал он;-Мывшутку подлили тебе в пиво
спирту. Слышь?
Никон не отозвался.
- Слышь?
Глаза Никона светились неподвижно. Герасим гикал и свистал, пока
впереди не забрехали заимские собаки.


VI


Чьи-то губы касались волос, щек, лба и звенели в уши:
- Седой-от ты-ы, седой-ой стал...
Никон открыл глаза. Над ним склонялась Настя, по пояс скрытая полатями,
целовала его и плакала.
Ее слова, пальцы как бы расшевелили стоявший в его груди клубок холода.
Он отодвинулся и с мукой ощутил, как по спине, отнятой от належанного
места, крадется озноб.
- Сгубили те-е-е... белоо-ой стал...
Под глазами Никона появились мешки, борода с краев поседела, голова
казалась вывалянной в золе. Настя провела по ней ладонью и заплакала
громче.
Никон спустился с полатей, пнул ногою дверь, юркнул наружу и бегом
вернулся назад. Сутулясь, стучал зубами и, пока Настя собирала на стол,
тянулся к печке. Дети жались в сторону и ели пугливо: а вдруг отец опять
схватит скамейку, нальется жаром и начнет бить посуду, стол?
Никон торопливо подносил ко рту ложку и обжигался.
От горячего холод в груди размякал и отходил от сердца.
После еды Никон кивнул на пол, где лежал парень с полотенцем на лбу, и
спросил:
- А тот где? Помер?
- Что ты? Отошел.
Настя украдкой взглядывала на Никона и не знала, о чем говорить. Аким
вернулся с озера холодным, белым, в ледышках. Никон метнулся от него на
полати, лег под тулуп, спрятал под дерюгу голову, сжал коленями руки и
замер. День за днем лежал он так и не мог согреться.
Порою ему грезился сгинувший в солдатах, худой и говорливый сверстник
Филька. Он как бы выплывал из навеваемой дремой дымки и выплывал не
парнем, а мальчиком: стоял он у реки в ледоход, залитый солнцем, кивал на
льдины и лепетал:
- Гляди, гляди, как плывут... а вон, вон...