"Н.Ляшко. Ворово мать" - читать интересную книгу автора

Н.Ляшко


ВОРОВА МАТЬ


Коса была уже не под силу Федоровне. Скосить луг она упросила родича,
но боялась, что тот обманет ее, болела за корову, тосковала по сенокосью,
- ох, не пропитается двор луговыми запахами! - серпом сжала под вишнями
траву и спала в избе на садовом сене, до подбородка укрытая холстиной,
худенькая и смутная в розовом свете убывающей летней ночи. Нос вострый,
лоб восковой в жилочках и морщинках, волосы серебряные.
Вечером она дала себе слово-встать до солнца, окучить немного картофеля
и пойти в село: не пришла ли от Никиты весточка? На заре она вскинула
сквозные, с синеватым отливом веки, тут же ослабела, опять окунулась в
дрему, а окошко как зазвенит:
Динь-динь-динь...
Федоровна трепыхнула руками, вынырнула из сна:
"Ой, кто это?" - и оглядела окошки, - никого.
Воздух был уже сквозным до синевы неба. В вишеньи тенькало и чирикало,
огород шептался топотом предрассветного роста. Зевота свела Федоровне
челюсти и обнажила ее не по летам белые зубы.
"Почудилось", - решила она, тужась стряхнуть истому, но в глазах
запрядали стеклянные мушки, спутали думы и, померцав, погасли. Федоровну
сладко опахнуло сном, а с окошка на пол опять прыгнул звон,
Федоровна взметнулась, поджала под себя ноги и захолонула: со стороны
огорода о стекло билась маленькая серая пичуга-не то воробей, не то
соловей.
"Весть подает", - подумала Федоровна и шопотом укорила себя:
"А я-то, а я! Вот дура!.."
Все лето с вишенья и огорода гоняла пичуг, чучело поставила. Поди, и
эту пугала, а она вот на, - может, о полуночи тревожится и будит ее,
старую. Умиление выжало из глаз Федоровны по слезе. Было уже так:
постучала раз на заре пичуга в окошко, пошла Федоровна в село, а там
письмо ей.
Сам Никита редко заглядывает, ой, редко. Перед войной, как смерть
прибрала отца, был как-то тайком.
Война давно уже кончилась, началась другая, царя уже нет, новые порядки
повелись, а его все нету. Может, сгинул где: вор, жизнь горькая, волчья.
Ну, а вдруг он явится?
Утро налилось нетерпением, печалью и надеждой...
Федоровна ко всему прислушивалась, думала о встрече и шептала разное,
будто сын был уже рядом.
Когда солнце поднялось в вышину голубого шатра, она собралась итти в
сельсовет и оробела: уйдет она, а Никита явится, походит, затревожится-и
назад. Нет, не пойдет она в село.
Крепче всего ей хотелось, чтоб Никита поцеловал ее и сказал:
"Ну, больше ты не ворова мать. Будет".
Она готовилась к этим словам, знобко откликалась на них и всхлипывала
от горькой боли и боязни: не скажет сын желанных слов, не снимет с нее