"Н.Ляшко. Ворово мать" - читать интересную книгу автора

за столом и рассказывал:
- Там украинцы, хохлы, живут... Избу зовут хатой.
Полы у них глиняные, ровные, только блох много. Пашут на быках,
плугами. Свиньи у всякого, коровы, и молока хоть залейся.
В его голосе Федоровне чуялась зависть к хорошей, сытой жизни. Она
любовалась сыном, крепким, загорелым до ямочки ниже шеи. Минутами ей
казалось, будто она не водила его мальчишкой в город, не отдавала в лавку,
не был он вором. Вернулся вот, как другие, с войны и рассказывает о чужих
краях, а завтра сходит в сельсовет, поправит хозяйство, женится, и пойдут
внучата. Счастье ветерком ходило по избе, пока не скрипнули ворота.
Никита приник к окошку и встревожился:
- Баба идет какая-то... Выйди, а то меня увидит еще...
Федоровна заторопилась на крылечко, притворяясь спокойной, забегала
перед соседкой глазами и долго стояла у ворот, как в чаду. От неловкости и
лжи у нее ломило голову, в глазах забилась муть, будто их запорошило мукой.
Вечером опять пришлось завешивать окна. Никита ужинал молча и
неожиданно сказал:
- Ну, мать, я завтра уезжаю. Собери чего-нибудь съестного, а то в
дороге теперь не купить. Клади в чемодан.
Федоровна уткнулась лицом в руки и заплакала. Он сбивчиво пробормотал:
- Ну, чего ты? Будет, будет... Я приеду. Спать пора, поезд рано
проходят, - и ушел в сарай.
Федоровна, выплакав слезы, поглядела на огонь свечи, дрожавший в мокрых
ресницах золотой паутиной, и приьялась ва стряпню. Глухо топала босыми
ногами и прислушивалась: а ну, как придет кто на свет? Придется лгать,
прятать глаза. Управившись с печью, она обрадованно задула свет, легла и
долго шопотоу утишала себя:
"Спи, спи, старая..."
Ее жгли думы о деньгах и подарках, о зароке, о том, что она не посмела
сказать сыну правды, что расставание с ним, стало быть, будет тяжелым.
Придется все сказать.
А может быть, не надо говорить? Федоровна, как бы вжимая в себя глаза,
крепко сомкнула веки и с шепотом поднялась:
-Вот, и не надо говорить, без слов обойдется...
Она бесшумно нашарила в сундуке платок с деньгами, вложила его под
лепешки в чемодан, легла и заснула.
Никита встал затемно и собирался босиком. Укладывая в чемодан
полотенце, он рукою натолкнулся на платок с деньгами и до зудящего в
сердце озноба ощутил между собою и матерью кражи, тюрьмы, - всю свою
волчью жизнь. В воображении его мать встала такой, какой была вчера, -
робкой, молчаливой, печальной. Он на цыпочках подошел к ней и остановил
взгляд на сером расплывчатом пятне. Надо было разбудить мать, поговорить с
ней, но было страшно. А вдруг она заговорит так, как сделала с деньгами, -
строго, правдиво, по-матерински?
Он положил к изголовью деньги, схватил чемодан, за избой обулся, и в
глазах его до самой станции маячило окутанное запахом садового сена серое
пятно.


III