"Вальдемар Лысяк. Ампирный пасьянс" - читать интересную книгу автора

невиновности.
В монастырских стенах заговорщик ужасно скучал. Он не выдержал даже
трех недель и, считая, будто опасность уже прошла, выскочил проведать
сестру. Агенты, непрерывно следящие за домом вдовы Вайон, позволили ему
войти, выйти и возвратиться в монастырь. Там его и арестовали. Было 18
января 1801 года.
В тот же самый день после очной ставки с бочаром, кузнецом и
торговцами, а потом дополнительно прижатый полицией, Карбон "раскололся" и
начал всех сыпать. Через час министр знал совершенно все о роялистской
конспиративной сетке и о покушении. Теперь у него уже были все необходимые
доказательства, и, хотя он добыл их не за восемь дней, как обещал, а
затратив в три раза больше времени - все равно это было блестящим
достижением.
Когда Фуше предоставил подписанные Карбоном признания Наполеону, тот
был вынужден признать, что ошибся, обвинив во всем якобинцев. Только все
было уже закончено, поскольку еще раньше, на основании пользующегося
поддержкой всего общества распоряжения исполнительной власти, утвержденного
сенатом 5 января 1801 года, на Сейшельские острова и в называемую "сухой
гильотиной" Гайяну была депортирована вся элита якобинцев - 130 из 223
помещенных в проскрипционных списках лиц, в том числе и прославленный
генерал Россиньоль, который хвастался тем, что во времена Конвента
собственноручно прикончил 67 священников, отказывавшихся присягнуть
революционной конституции.
А Бонапарте и не жалел о случившемся. Якобинцы были инициаторами
большинства направленных против него заговоров, так что разгромить их при
оказии покушения роялистов было просто как в пословице "вторым жарким" из
одного огня, который теперь ожидал шуанов. То, что экс-якобинец Фуше
безжалостно преследовал якобинцев, будучи свято уверенным в их невиновности,
Наполеон отметил словами:
- Ах, этот Фуше! Всегда он одинаков. Впрочем, это уже не имеет
никакого значения, сейчас я уже освободился от них.
Его тоже не волновали моральные аспекты операции, ибо государственная
необходимость, освещенная именем Макиавелли10, была возведена им на алтарь
гораздо выше, чем мораль. И если бы в то время кто-нибудь обвинил его в
жестокости (историки-роялисты с удовольствием занимались этим в эпоху
Реставрации), он, несомненно, ответил бы словами Уайльда: "Жестокость,
временами, бывает нашей повинностью, ибо нет ничего более подлого, чем
оказывать милость несчастным, осужденным самим Богом".


11

Чтобы выиграть свою великую игру до конца, Фуше должен был исключить
всех остальных участников покушения, а вот это уже было нелегко. Два
посланных в Бретань агента, которые должны были отравить Кадудаля, были
раскрыты и повисли на дереве. В свою очередь, все парижские конспиративные
квартиры, указанные Карбоном, оказались пустыми.
Лимулена, спрятавшегося в заброшенных подземельях собора святого
Лаврентия, так никогда и не схватили. Полиции лишь удалось выяснить, что,
прежде чем исчезнуть окончательно, на какое-то время он мелькнул в Бретани.