"Джон Макдональд. Месть в коричневой бумаге" - читать интересную книгу автора

домой в Лодердейл не хотелось. Невозможно придумать, куда отправиться. Я
чувствовал себя умирающим от скуки ребенком в дождливый день. Мори упорно
проскальзывала в мои мысли, я упорно ее отгонял. Уходи, женщина. Поспи
хорошенько.
Пошел в ванную, бросил взгляд на свой несессер с туалетными
принадлежностями, лежавший на бледно-желтом пластиковом столике, и
случайные беспокойные мысли вмиг исчезли, я полностью насторожился, ощущая,
как шею покалывают холодные иголки.
Осторожность становится столь же привычной, как ремень безопасности в
автомобиле. Если ты собираешься пользоваться привязными ремнями, лучше
делать это автоматически, застегивая ремень каждый раз, как садишься в
автомобиль. Тогда о ,:ремне перестаешь думать и по этому поводу не
приходится принимать никаких решений, ибо ты всегда пристегнут.
Целая куча маленьких ритуалов стали для меня абсолютно автоматическими
- привычкой к осторожности. Многие из них связаны со случайным, небрежным
расположением всяких вещей. Оставляя несессер открытым, я обычно последней
укладываю зубную щетку, принадлежа к числу тех, кто чистит зубы в последнюю
очередь. Кладу ее щетиной вверх поперек прочих предметов так, чтобы она
легла прочно, идеально по диагонали из одного угла в другой. Когда лезу
туда утром, бессознательно чувствую - щетка лежит правильно. И вдруг остро
осознаю, что она не на том месте или в не правильном положении.
Я восстановил в памяти утро. К моменту моего возвращения после
завтрака горничная убрала в номере. Я был в ванной и заметил бы, если б
зубная щетка лежала не на месте. Я исследовал ее новое положение. Никаким
случайным толчком, никакой звуковой волной ее так далеко не сдвинуть.
Хорошо. Значит, кто-то здесь рыскал и шарил в моих вещах. Мелкий
воришка с отмычкой. Для доказательства надо только поднять мыльницу.
(Исключительно мазохисты могут пользоваться жалким кусочком с
десятицентовую монету, пахнущим сиренью, который в мотелях именуется
мылом.) Две вдвое сложенные двадцатки. Я развернул деньги. По-прежнему две.
Глупый вор взял бы обе. Поумнее - одну.
Когда люди, благодаря сфере твоей деятельности, порой очень
эмоционально относятся к тому факту, что ты еще бродишь по свету и дышишь,
уловка с сорока долларами становится довольно жалким способом идентификации
визитера. Если бы деньги исчезли, не было бы абсолютной уверенности в
визите простого воришки. Достаточно хитрый и опытный профессионал взял бы
их в любом случае, зная, что, если вокруг расставлены мелкие ловушки,
пропавшие деньги могут направить меня по ложному следу.
Я вернулся к кровати, уселся на край и уставился на ковер. При мне не
было ничего, что дало бы кому-нибудь хоть какую-нибудь подсказку. Мой
временный адрес в мотеле известен Бидди, Тому Пайку, девушке из конторы по
прокату автомобилей и тем, кому они могли рассказать и кто мог их спросить.
Бидди и Том знали, что я уеду из мотеля на ленч. У Тома хватило бы
времени зайти в мотель до приезда домой. Что он мог бы искать? Письмо
Хелены? Что могло быть в письме? Надо поработать над этим предположением,
пока оно не рассыплется. Но зачем? Что могло быть в письме? Бидди не знала
о нем, пока я ей не рассказал, если только она не дьявольски замечательная
актриса. Сомнительно, чтобы Хелена упомянула о написанном мне письме.
Во-первых, письмо в высшей степени личное. О нем точно знал доктор Уинтин
Хардахи. Может быть, больничная сиделка Хелены. Забудем вопрос "зачем", по