"Алый ангел" - читать интересную книгу автора (Торнтон Элизабет)Глава 918 мая 1803 года его величество Георг Третий в один из моментов наибольшего просветления разума объявил войну Франции. Пять дней спустя палата общин собралась, чтобы обсудить принятую Британией позицию. Ожидалось, что давние политические соперники, Уильям Питт и Чарльз Джеймс Фокс, лидеры партий тори и вигов соответственно, выступят каждый с речью своей жизни. Клубы этих джентльменов на Сент-Джеймс-стрит пустовали, поскольку весь Лондон бросился в Вестминстерский дворец,[42] чтобы раздобыть приглашение. Для представителей простого народа было зарезервировано небольшое количество мест. Кэм, скучая, обводил взглядом заполненные до отказа галереи, иногда кивая в ответ на случайные приветствия. Свободных мест не было. Поговаривали даже, что парламентские репортеры, замешкавшиеся с выбором места, вообще не смогли добыть приглашения. И никого нельзя было убелить поступиться своим местом, чтобы текст речи Питта вовремя попал в редакцию и был опубликован в утренних газетах. Дебаты продолжались уже больше часа, а появления Питта еще только ожидали. В очередной раз Кэм подавил зевоту. Дайсону тяжело было разделять всеобщее волнение по поводу предстоящего визита мистера Питта. Кэму с головой хватило волнений, пережитых за последний месяц. Ему стало интересно, не происходит ли в Данрадене что-нибудь важное, но герцог решил, что лучше ему об этом не знать. Кэма уже начала одолевать дремота, как вдруг его разбудили крики: «Мистер Питт! Мистер Питт!» Кэм увидел, как Питт уверенным шагом прошествовал к своему обычному месту в третьем ряду за министерской скамьей, рядом с одной из колонн. Вся палата общин с нетерпением ожидала начала его выступления. Оратор, занимавший трибуну, сжал свою речь до коротенького вывода и сел на место. Когда Питт встал, зал приветствовал его шквалом аплодисментов. Несмотря на то, что аргументы Питта в пользу возобновления военных действий были предсказуемы, Кэм поймал себя на том, что вместе с остальными прислушивается к каждому слову. Мистер Питт не позволял себе увлекаться красноречием. Но слово тут, фраза там – и все соединялось в цепь рассуждений, логика которых была неопровержимой. Этот человек мог убедить в своей правоте практически всех. «Всех, кроме, конечно, мистера Фокса», – поправился Кэм, отыскав взглядом этого тучного джентльмена на другой стороне палаты, в первом ряду скамей оппозиции его величества. А там, где находился мистер Фокс, вполне естественно было увидеть и Ричарда Шеридана. Час послушав речь мистера Питта, Кэм почувствовал, как закипают от негодования слушатели при перечислении длинного списка жалоб на первого консула Франции. Среди грехов Бонапарта не последнее место занимали его секретные методы получения информации военного характера. «Коммерческие агенты» – такой эвфемизм употреблял Питт. «Чертовы шпионы!» – шептали в обеих сторонах палаты. Это был единственный пункт из длинного списка прегрешений Бонапарта, о котором Питт говорил со всей страстью, какую только был способен вложить в слова. Кэм не единожды почувствовал укол совести, и ему пришлось напомнить себе, что мистер Питт кое в чем был чересчур щепетилен. Питт никогда бы не понял, а тем более не одобрил нетрадиционных методов, с помощью которых Кэм влиял на события. Питт говорил, не прерываясь, почти два часа, и лишь иногда заглядывал в свои записи. Свою речь политик завершил призывом признать, что решение возобновить войну было верным и что это решение нужно воспринимать не как исключительно оборонительное – предупредить вторжение, – но и как наступательное – избавить мир от тирана. Когда оратор сел, рукоплескания были оглушительными. Теперь все взгляды устремились к мистеру Фоксу. Однако мистер Фокс, который всегда, сколько его помнили, без колебаний отвечал на двухчасовую речь двухчасовым опровержением, в этот вечер решил не выступать. Предложение отложить дебаты до завтрашнего вечера быстро согласовали, и палата общин опустела рано, чуть позже десяти вечера. В коридоре Кэм столкнулся лицом к лицу с Ричардом Шериданом. – Что ж, Дайсон, – сказал Шеридан, – насколько я понимаю, вы очень довольны после сегодняшнего выступлении Питта? – Очень, – согласился Кэм. Оба джентльмена посмотрели на мистера Питта. Его окружила толпа почитателей, наперебой поздравлявших политика. Шеридан продолжил: – Хоть мне это и не по нутру, я отдам должное врагу. Никогда еще не слышал от Питта лучшей речи. Его красноречие было великолепно! Просто великолепно! – Мое мнение абсолютно совпадает с вашим, – ответил Кэм. Он заметил в толпе Каслри и извинился. Шеридан задержал герцога: – Вы придете завтра в палату послушать выступление мистера Фокса? – Не пропущу этого ни за что на свете. Шеридан извлек из кармана жилета позолоченные часы и сделал вид, что изучает их стрелки. – Я, пожалуй, пойду, – сказал он. – Нехорошее это дело. Я вам сочувствую. И, вежливо улыбнувшись, драматург зашагал прочь, оставив Кэма удивленно смотреть ему вслед. Выйдя из палаты общин, Кэм все еще размышлял над загадочными репликами Шеридана, но тут к герцогу присоединились Каслри и Каннинг. Тема разговора у них была одна – несравненная речь Питта. Нашли экипаж, чтобы доехать до резиденции Питта на Бейкер-стрит, куда должен был подъехать сам выдающийся политик, как только ему удастся освободиться. Каннинг ограничил выбор спиртного, как только молодых людей провели в кабинет Питта. – Ничего кроме портвейна! – пренебрежительно сказал он, открыв пробку одного, а потом другого графина. – Портвейн прекрасно подойдет, – согласился Кэм. Все знали, что мистер Питт «ограничивал» себя двумя-тремя бутылочками портвейна в день. Друзья почтенного политика утверждали, будто это делалось в лечебных целях. Мистер Питт никогда не отличался крепким здоровьем. Лично Кэм считал Питта невероятным человеком. Герцог Дайсон знал очень мало джентльменов, которые могли бы осушить бутылку портвейна и через несколько минут после этого выступать с речью в парламенте. А человека умнее, чем Питт, Кэму вообще не доводилось встречать. Джентльмены беседовали не слишком оживленно, пока в кабинет не ворвался мистер Питт. Лицо политика озаряла одна из его редких улыбок. Первые несколько минут обсуждали сегодняшнее выступление. Но мистер Питт чувствовал себя неловко, когда его хвалили, пусть даже более чем заслуженно. Взяв из рук Каннинга стакан портвейна, Питт перебил Каслри, сказал: – Джентльмены, хорошие новости из Франции. – Политик сделал большой глоток, и коллеги терпеливо подождали, пока наполнят его опустевший стакан. Наконец Питт произнес: – Вопреки заявлениям Бонапарта, угроза неминуемого вторжения настолько отдаленная, что можно считать – Что значит «совершенно точно»? – спросил Каннинг, улыбаясь до ушей. Он уже знал ответ. – Шпионы, – прямо сказал Кэм. – Дельта, если быть точным, – отозвался мистер Питт. Только Кэм знал, что «Дельта» было кодовым именем Родьера, используемым в Англии. Каслри изобразил недоверие: – А как же представление, которое вы сегодня вечером устроили в парламенте, сэр? Улыбнувшись, Питт ответил: – Насколько я понял, вы имеете в виду те мимолетные замечания, которые я сделал по поводу использования французами шпионажа? – Скорее пламенную речь, – вмешался Каннинг. – Мое сердце чуть не разорвалось от негодования, в равной степени смешанного с патриотическими чувствами, – произнес виконт Каслри. – Как и было задумано, – заметил Кэм. – Нам, как ораторам, хорошо знакома эта уловка. Тем не менее мистеру Питту понадобилось лишь несколько минут, чтобы заставить нас безоговорочно ему довериться. – Гадкое это дело, шпионаж, – сказал мистер Питт, осуждающе пожав плечами. – Но в такие времена как сейчас он необходим. А теперь, джентльмены, если вы уже вдоволь повеселились, нам нужно обсудить еще кое-что. Кэм не сомневался, что информатором Родьера был Маскарон. Только человек, занимающий высокий пост в Морском министерстве, мог иметь доступ к такой информации, какую передали Питту. Из доклада Родьера становилось ясно, что, объявив войну, британцы застали Бонапарта врасплох, несмотря на военный арсенал и флотилию, которые тот начал собирать за несколько месяцев до нарушения мирного соглашения. Французский флот был не только разбросан по всему миру, он также уступал британскому по численности; матросы на французских кораблях были неопытными. А после череды неудач, которые французы терпели в битвах последние несколько лет, пораженческие настроения царили на всех уровнях военно-морской иерархии. Однако Бонапарт быстро наверстывал упущенное. Целая армия рабочих строила транспортные и военные корабли, способные переправить через Ла-Манш более ста тысяч человек. Планировалось сооружение большого числа портовых бассейнов и искусственных портов вдоль побережья, причем некоторые проекты уже начали осуществлять. Бонапарт был твердо намерен до конца года отправить свой флот на завоевание Британии. – Да, все действительно выглядит мрачно, – заметил Каннинг, когда мистер Питт завершил свой рассказ. – Согласен, – ответил Питт. – Однако на нашей стороне есть два преимущества. – А именно? – Адмирал Нельсон, это раз. Французы не могут сравниться с ним, и они знают это. И, конечно, – Питт снова одарил собеседников одной из своих редких улыбок, – тяжелый английский климат. Характерно отвратительная для Ла-Манша погода, на которую мы обычно сетуем, может, однако, оказаться спасительной для Англии. Потом заговорили о речи мистера Фокса, назначенной на следующий день. Месяц назад казалось, что очень важно заручиться поддержкой мистера Фокса для возобновления военных действий с Францией. Но в течение нескольких недель произошло много событий, изменивших общественное мнение. Немалую роль в этом сыграло намерение Бонапарта сделаться императором. Совершив этот опрометчивый поступок, Наполеон лишился большой доли благосклонности, которую питали к нему нижние слои населения Англии. Наследственная монархия, какой бы она ни была несовершенной, была гораздо предпочтительнее тотальной диктатуры. Кэм лениво слушал, как его коллеги строили предположения, какой линии будет придерживаться Фокс во время завтрашних дебатов и как им следует действовать, если тот попытается им помешать. Про себя Дайсон жалел, что решающее столкновение французского и британского флота откладывалось, пусть даже на несколько месяцев. Из-за этого обстоятельства придется продлить пребывание Габриель де Бриенн в его доме, тогда как, уверял себя Кэм, ему с трудом удавалось подавить желание избавиться от девчонки. Возможно, тогда, когда его планы принесут плоды и девушка вернется во Францию, он сможет сосредоточиться на других, более важных вещах. Голоса беседовавших не умолкали, и Кэм впервые серьезно задумался над тем, какая жизнь ждет Габриель, когда девушка вернется на родину. К тому времени Маскарон, конечно, заплатит за ту роль, которую он сыграл и сентябрьских расправах. Некому будет направлять его внучку, никто не позаботится о ее интересах. А если кто-то и нуждался в опеке и помощи, думал Кэм, то это Габриель де Бриенн. Кэм был не готов к угрызениям совести, нахлынувшим на него. Со смертью дедушки Габриель осиротеет, ей не к кому будет идти. Голиафа, ее личного телохранителя, Кэм не брал в расчет. Этот человек не обладал влиянием. Конечно, Голиаф был предан девушке, но никакая преданность не спасет Габриель де Бриенн, если какая-нибудь высокопоставленная фигура французского общества решит сделать ее своей жертвой. По всей вероятности, Габриель придется снова пуститься в бега. Размышления Кэма вызвали у него беспокойство. В мгновение ока герцог рассеянно попрощался с собеседниками и уже шагал по направлению к Ганновер-сквер, продолжая раздумывать, как поступить с Габриель де Бриенн. Мысль о том, что проблема будет решена, если пощадить Маскарона, даже не приходила Кэму в голову. Они так долго разрабатывали этот план, и он был так дорог сердцу Колбурна, что его целесообразность невозможно было подвергать сомнению. Кэм подумывал о том, чтобы оставить Габриель у себя, на самом деле сделать ее своей подопечной и ввести девушку не во французское, а в английское высшее общество. Чем больше герцог размышлял, тем достойнее ему казалась эта идея. Он же не чудовище какое-нибудь, чтобы без зазрения совести отправить девушку назад во Францию, навстречу трудностям и неопределенности. Габриель не повинна ни в каких прегрешениях, и Кэм не из тех, кто перекладывает свои обязанности на чужие плечи, какими бы неприятными они ни были. Да, Габриель и не подумает поблагодарить его за старания. Впрочем, он не собирался посвящать девушку в свои планы. А к тому времени, когда Габриель разгадает его замысел, она, возможно, успеет примириться с судьбой. Впервые после похищения Габриель Кэм почувствовал, что с его плеч свалился непосильный груз. Он все сделает правильно, обещал себе герцог: компенсирует девушке потерю родины, те страшные минуты, которые ей пришлось пережить, когда агенты Родьера охотились за Маскароном. Мысли Кэма полетели вперед, туда, где он будет, наконец, свободен от ответственности за Габриель де Бриенн. Этот день наступит, когда она выйдет замуж за какого-нибудь титулованного джентльмена. Кэм сразу же вспомнил о Лэнсинге, но быстро отбросил его кандидатуру. Хотя Колбурн видел, что Габриель нравилась его другу, совесть не позволяла герцогу разрешить Саймону жениться на такой мегере. Кэм был уверен, что Габриель будет веревки вить из Лансинга. Мужчина, который станет супругом Габриель де Бриенн, должен обладать более решительным характером, чем бедный мягкосердечный Саймон. Этой девушке нужна твердая рука и воля, которая была бы сильнее ее собственной. Кэм осознал, что понятия не имеет, где найти такой идеал. Как и следовало ожидать, следующим вечером, когда Чарльз Фокс встал, чтобы обратиться к зрителям, палата общин были забита до отказа. Хотя другие парламентарии тоже принимали участие в дебатах, все знали, что гвоздь программы – соперничество Питта и Фокса. На этот раз парламентские репортеры были на месте с карандашами наготове, когда Фокс произнес вступительные слова. Кэм был уверен, что никогда еще не слышал речи лучше. Она была одновременно прозрачной и полной тонкостей, язвительной и ужасно остроумной, и главное, во всем превосходила речь предшественника. Там, где мистер Питт узко подошел к проблеме, Фокс ссылался на всеобщие принципы. Где Питт оправдывал безжалостную агрессию, Фокс призывал к неистощимым переговорам, но не исключал и возможности вооруженного конфликта в случае крайней необходимости. Унижение, которое Кэм испытывал к оратору, росло с каждой минутой. Не отвращая сторонников и не вызывая у них подозрений, Фокс прокладывал новый курс вигов. «Блистательная, хотя и довольно беспринципная уловка для человека, изображавшего непоколебимую преданность проповедуемым возвышенным идеалам», – подумал Кэм, ехидно ухмыльнувшись в душе. Но Колбурна никогда нельзя было обвинить в недооценке способности мистера Фокса использовать любые средства для достижения собственных целей. В некотором отношении они не слишком отличались друг от друга. Речь Фокса длилась три часа. Когда пришло время голосования, тори победили с большим отрывом. Но Фокса никто не счел проигравшим. В рядах обеих партий этого человека провозгласили гением. Некоторые говорили, что принципы, изложенные в его речи, навечно станут достоянием нации. Короче говоря, думал Кэм, хоть Фокс и проиграл голосование, в дебатах он превзошел Питта. Герцог Дайсон одним из первых оказался у выхода из палаты общин, чтобы поздравить мистера Фокса с блестящим выступлением. – О, не убегайте, Дайсон, – сказал Фокс, когда Кэм подвинулся, чтобы пропустить толпу доброжелателей, – Кое-кто очень хочет поговорить с вами о девушке, которую вы похитили из Франции. – Фокса тут же отвлекли поклонники. – Здесь мы не сможем поговорить, – сказал он. – Немного позже я буду у себя в апартаментах. Вы знаете, где меня найти. В ваших же интересах прийти туда, ваша светлость. Сказать, что Кэм был удивлен, значило ничего не сказать. Он был изумлен до такой степени, что на мгновение потерял дар речи, хотя и прекрасно знал, как объяснить невольное присутствие Габриель в Данрадене, если подобные объяснения потребуются. На этот случай у Колбурна уже готова была история. Но слова Фокса прозвучали настолько неожиданно, что Кэм на мгновение растерялся. Когда герцог пришел в себя, мистер Фокс уже отвернулся. Подобное приглашение глупо отвергать, решил Кэм. Необходимо было узнать, насколько Фокс осведомлен о Габриель. Колбурн не допускал мысли, что Фокс знает все. Иначе, Кэм не сомневался, лидер вигов уже воспользовался бы этой возможностью не только погубить его, но и дискредитировать всех тори. Однако кое-что Фоксу было известно. И источник этих сведений Кэм надеялся обнаружить. Когда герцог Дайсон прибыл в апартаменты Фокса на Кларджес-стрит, его провели в маленький вестибюль. До слуха доносились звуки, явно свидетельствовавшие о праздновании победы. Через несколько минут дверь отворилась и вошел мистер Фокс. Он отступил в сторону, чтобы пропустить еще одного тучного джентльмена. Это был Георг, принц Уэльский. – Ваше королевское высочество, – произнес Кэм, вставая. – Дайсон, – любезно кивнул принц. Наследник престола сел и вяло подал остальным джентльменам знак последовать его примеру. Присутствующие обменялись парой любезностей, но принц не мог чувствовать себя уютно в обществе подобных Дайсону, и это проявлялось в беспокойных жестах наследника престола и его бегающем взгляде. «Герцог Дайсон мне вовсе не друг», – думал принц. Именно по этой причине Георг согласился поддержать замыслы Чарльза Фокса. Дайсон был тори, и его следовало рассматривать как одно целое с мистером Питтом и его назойливыми соратниками. Георг, принц Уэльский, не забыл, что именно тори годами отказывались голосовать за увеличение фондов на содержание королевской семьи, не давая возможности принцу вести образ жизни, приличествующий его положению. Они не могли понять, зачем он потратил столько денег на свою резиденцию, Карлтон-Хаус, архитектурную гордость нации. Они называли его расточительным. «Лишенные воображения невежды с вечно кислыми лицами, – думал принц, – только и помышляющие о том, как бы заставить кого-то работать. Они не имени ни малейшего представления о том, как предаваться минутам, делающим жизнь в высшей степени полной смысли и удовлетворения». Принц также не мог простить мистеру Питту, что тот не давал ему регентства, в то время как его величество, Георг Третий, стал практически недееспособным из-за приступов безумия. Но однажды настанет час расплаты. И тогда Питта с его последователями выгонят со всех постов, а к власти принц допустит тех, кто доказал свое дружеское к нему отношение. Георг сразу подумал о Чарльзе Фоксе и Ричарде Шеридане. «Улыбка, озаряющая по-детски пухлое лицо принца, не далека от злорадной», – думал Кэм, терпеливо ожидая начала игры в кошки-мышки. Мнение Колбурна о принце можно было выразить в двух словах – «никчемный бездельник». Однако его королевское высочество легко шел на поводу, и за ремешок его дергал Чарльз Фокс. Хотя поза Кэма была расслабленной до вялости, герцог был как обычно насторожен. Первый ход сделал мистер Фокс. – До меня дошли престранные слухи, Дайсон, – сказал Фокс, нарушив молчание. – Именно такое предположение я сделал, исходя из слов, сказанных вами в коридоре палаты общин, – ответил Кэм, предусмотрительно перехватывая инициативу из рук Фокса. – Судя по вашим словам, речь идет о моей подопечной. – Вашей… подопечной? – вежливо повторил принц. – Да, моей подопечной, Габриель де Валькур, – сказал Кэм и тут же начал излагать заготовленную историю. – Габриель де Валькур, – начал Колбурн, – была единственной из родни его мачехи, кто выжил. Будучи во Франции, он, к своему горю, узнал, что остальные представители рода Валькур погибли во время революции. Девушку вырастили в жуткой нищете чужие люди. Ее положение вызвало в нем сочувствие. При других обстоятельствах юристы оформили бы должным образом переход бедняжки под его опекунство. Однако в ситуации, когда в любой момент могли начаться военные действия, он поступил единственно возможным образом: он похитил девушку и увез на своей яхте в Корнуолл. – Похитил, – задумчиво произнес Фокс, – этому я, по крайней мере, верю. По моим сведениям, вы гнусно обращались с девушкой. – Как ни странно, – невозмутимо произнес Кэм, – Габриель не хотела покидать Францию. Я с большой неохотой применил минимум силы, чтобы заставить ее повиноваться. – Минимум, – усмехнулся Фокс. – Мои источники говорят совсем другое. – Назовите мне имена этих источников, и я лично с ними разберусь. Фокс рассмеялся: – Готов поспорить, что вы бы так и сделали! Но мне интересно, что скажет сама девушка. – Она скажет вам то же, что и я. – После того как вы ее запугаете и заставите говорить то, что вам нужно? Принц со скучающим видом вступил в разговор: – Все это, право же, не имеет отношения к делу, джентльмены. – Да, – произнес Кэм. – Надеюсь, мы не будем слишком долго ходить вокруг да около. В чем собственно Ответил принц. – Дайсон, – сказал он, – вы, как минимум, скомпрометировали девушку благородного происхождения. – Прошу прощения? – удивленно произнес Кэм. Об этой стороне проблемы он не задумывался. Принц вопросительно посмотрел на мистера Фокса. – Дорогой друг, – промолвил тот, вытянув полную, обтянутую шелковым чулком ногу и положив на нее другую, – есть свидетель, видевший все, что происходило на борту вашей яхты. Известно, что четыре ночи подряд вы провели в одной каюте с этой молодой леди. – И на то была вполне уважительная причина, – отозвался Кэм. – Как я уже говорил вам, Габриель не хотела, чтобы ее спасали. И если я и находился в каюте, то только для того, чтобы не дать ей сбежать. – Мой дорогой Дайсон, – мягко упрекнул принц, – я верю вам. Но факты остаются фактами. – Похоже, вы не понимаете, что, похитив француженку, вы поставили Англию в очень неловкое положение. – Англию! – воскликнул Кэм, внезапно хрипло расхохотавшись. – Простите меня, мистер Фокс, но я рискну усомниться в этом. – Посмотрите на это вот с какой стороны, – сказал Фокс. – Независимо от того, является ли эта девушка вашей подопечной, вы похитили гражданку Франции. Вы заставили ее стать вашей любовницей? Кэм чуть снова не рассмеялся от облегчения. Было очевидно, что Фокс понятия не имел, кто такая Габриель и какую важность она для него представляла. Тем не менее, герцог мгновенно заставил себя быть начеку. Он начал понимать, каковы ставки в игре Фокса. Габриель намеревались использовать, чтобы заставить его сделать что-то, чего он делать не хотел. Но что? Спокойным, бесстрастным тоном Кэм заявил: – Эта девушка моя подопечная, а не любовница. Принц поднялся на ноги. Его собеседникам пришлось сделать то же самое. Скучающим голосом Георг произнес: – Все это легко исправить. Девушка француженка или нет? – Француженка, – быстро ответил Кэм. – Тогда вы не оставляете мне выбора. Я требую, чтобы вы как можно скорее передали ее под мою опеку. С этого момента она находится под моей личной защитой. – Вашей… защитой? – пробормотал Кэм. – Я сомневаюсь, что это уместно, ваше высочество. Принц Уэльский смутился. – Я, конечно же, имел в виду – в качестве временной меры. Когда мы убедимся, что все эти сплетни беспочвенны, ваша… Глаза Кэма превратились в узкие щели. – Я не возражаю, – мягко сказал он. – Тогда все решено. Кэм стал по стойке «смирно» и степенно поклонился. – Ваше высочество, – произнес Колбурн. Его улыбка была явно ироничной. Коротко кивнув, принц покинул комнату. – Англия, мистер Фокс? – тихо пробормотал Кэм. – Никогда бы не подумал, что вы приверженец преувеличений. – Умейте достойно проигрывать, Дайсон, – ответил Фокс. – И уверяю вас, я не преувеличивал. Стоит поднять пару вопросов в парламенте, и этот инцидент превратится в дело государственной важности. Вы прекрасно понимаете: Питту не понравится то, что виги дышат ему в спину, особенно когда Англия готова вступить в войну с Францией. – Поправьте меня, если я ошибаюсь, но, насколько я понял, я могу рассчитывать на ваше тактичное молчание, если… чего именно вы хотите, мистер Фокс? – Думаю, вам пора отдохнуть. – Отдохнуть? – От политики. – А! – улыбнулся Кэм. – Мне льстит, что вы считаете меня настолько сильной угрозой вашей партии. – О нет, не моей партии. Англии. Вы знаете, что меня нельзя уличить в недооценке ваших талантов. Фокс взялся за ручку двери, собираясь также покинуть комнату. – Одну минутку, мистер Фокс. Будьте так любезны, – протянул Кэм. – Если я решу последовать вашему совету и отдохнуть от политики, что я получу в награду? – В награду? – Что будет с Габриель? – Ах, ее судьба теперь в руках принца. Но могу вас успокоить: ничего плохого с ней не случится. А что касается меня, насколько мне помнится, у вас есть поместья в Йоркшире и Корнуолле. Теперь у вас будет предостаточно времени, чтобы превратить их в архитектурные шедевры. Занимайтесь чем заблагорассудится, только не политикой, и я обещаю, что мы, виги, не будем возвращаться к этому вопросу. Я дам вам пару минут, чтобы прийти в себя. Фокс улыбнулся и тихо закрыл за собой дверь. Политик присоединился к принцу у себя в кабинете. – Ну что? – спросил его королевское высочество, поднеся к губам стакан рубиново-красной жидкости. Перед тем как сделать глоток, принц медленно вдохнул аромат вина, наслаждаясь букетом бургундского. Фокс улыбнулся. – На этот раз, если я не ошибаюсь, он попался. Благодарю вас, ваше высочество, за вмешательство. – Пустяки, – отмахнулся принц. – Приятно было вам помочь. Вы ведь не думаете, что Дайсон женится на девушке, нарушив ваши планы? Фокс удивленно поднял брови. – Возможно, эта девушка благородного происхождения, но ее воспитание оставляет желать лучшего. Судя по всем докладам, она сущая дикарка. Может, она прекрасно подходит на роль любовницы, если человеку по душе необузданные страсти. Но в роли герцогини Дайсон? Не думаю. Этот человек слишком тщеславен, чтобы связать себя таким нежелательным браком. – Возможно, вы правы, Чарльз, – согласился принц. Однако Георг совсем не разделял убежденности мистера Фокса. Его высочество подумал о том, что и он сам, и мистер Фокс в свое время связали себя нежелательными союзами. Мистер Фокс женился на своей любовнице, актрисе, интимную близость с которой они оба когда-то делили. Принц подумал и о своей дорогой Марии, госпоже Фитцхерберт, его тайной морганатической жене,[43] от которой он до определенной степени отказался, когда ему навязали эту грубую, вульгарную неряху, Каролину Брунсвик. Глаза принца наполнились слезами, и от отвращения мороз пошел по коже. Во всем виноват Питт. Этот брак должен был сделать Георга богатым. Так оно и получилось. Но Питт и его тори одной рукой давали, а другой отнимали. Полмиллиона фунтов долга, и все это нужно отдать, да еще и с четырьмя процентами доплаты! Он, принц Уэльский, наследник британского престола, годами балансировал на краю финансового краха. К счастью, парламент наконец помог ему справиться с затруднениями, но тори опять тянули время. Питт! Этот человек был его заклятым врагом. Принц тяжело вздохнул и угрюмо спросил: – Чего именно мы собираемся достичь, если придется дискредитировать Дайсона, Чарльз? – Прошу прощения, ваше высочество? Было очевидно, что Фокс, так же как и принц, предался размышлениям, и Георг вспомнил, что Питт и Фокс тоже были заклятыми врагами. Он повторил вопрос. Огромное тело Фокса пошевелилось, и Георг не мог не подумать, что хотя за последние годы он и прибавил в весе несколько стоунов, по сравнению со своим старым другом казался худым, как жердь. От этой мысли принц заметно повеселел. Но его приподнятое настроение испортилось, как только Георг вспомнил стройную мускулистую фигуру Дайсона. Принц заметил, что две пуговицы на камзоле норовили выскочить из петель. Его высочество нахмурился и втянул живот. – Если я хоть что-то знаю о Питте, – ответил Фокс, – то Дайсон утратит все свое влияние. Герцог станет препятствием, бременем для партии. И тори выбросят этот мешающий им камень. – Я думал, вашей целью был Питт. Мистер Фокс выказал некоторое удивление. Он глухо рассмеялся и наполнил полупустой стакан принца. – Мистер Питт – это враг, которого я знаю. Он ничем не может меня удивить. Нет, ваше высочество. На этот раз своей жертвой я наметил Дайсона. Принц задумчиво пригубил вино из стакана. Спустя некоторое время он спросил: – Что такого вам сделал Дайсон? – Мне? Насколько я знаю, ничего. Я смотрю дальше. Ему ведь не больше тридцати, согласны? – И что из этого? – спросил принц. – Я пришел к выводу, что этот человек в какой-то степени одержим. Дайсон и так уже близок к власти. А у него впереди еще годы, чтобы направить политику парламента, и правительства в нужное ему русло. Принц представил Дайсона, занимающего пост Питта в последующие двадцать или тридцать лет, и что особенно важно, во время его собственного правления в качестве английского монарха. – Боже правый! – воскликнул Георг. Эта картина привела его в ужас. Он, не раздумывая, осушил стакан. – Чарльз, – сказал принц с чувством, – вы дальновидный человек. Фокс улыбнулся. – Вернемся к моим гостям, ваше высочество? – Прошу прощения? – На вечеринке необходимо мое присутствие, – прогудел Фокс. Принц в недоумении уставился на политика. В воздухе раздался взрыв смеха, вслед за которым послышались громкие возгласы одобрения. – Ах, Мистер Фокс подавил вздох и следом за принцем вышел из комнаты. |
||
|