"Да или нет?" - читать интересную книгу автора (Уинтерз Ребекка)

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Со ступенек монастыря траппистов, расположенного на вершине холма, перед Фрэн Мэллори открывался вид на всю долину Солт-Лейк. Было семь утра, и солнце только показалось над вершинами гор.

Роса сверкала на свежей зеленой траве. Было раннее апрельское утро, все вокруг дышало спокойствием и умиротворением еще не проснувшейся природы.

Запах цветов с фруктовых деревьев кружил голову Фрэн. Она стояла, завороженно наблюдая за облаками, проплывающими в сверкающем голубом небе словно огромные пуховые подушки.

Она прислушалась к звукам грегорианского псалма, доносившимся из часовни. У этих мужчин, давших обет безбрачия ради высокой цели – служения Богу, были на редкость красивые голоса, но им следовало бы приносить радость живым людям, а не мрачным монастырским стенам.

Фрэн не могла понять мужчин, полностью отказавшихся от мирской жизни.

Впрочем, ее эгоистичный отец был не в состоянии контролировать собственные страсти. Он частенько изменял ее матери, а потом и вовсе оставил ее и уехал из штата. Больше о нем никто не слышал.

Фрэн не была единственной среди своих подруг, чья семья пережила крушение. Отец Марши Ньюм получил срок за то, что, как обнаружилось, был женат на двух женщинах сразу. Они жили в разных городах и потому ни о чем не подозревали.

Этого Фрэн тоже не понимала. Она не могла найти оправдание своим однокурсникам по университету, которые были женаты, но, несмотря на это, пытались заигрывать с ней. И недоверие Фрэн ко всем мужчинам только увеличивалось с каждым новым примером.

Если Бог и хотел, чтобы мужчины и женщины женились и жили счастливо, были «плотью единой» и т. д., и т. п., то она почти не сталкивалась с подобным. Хотя, вынуждена была признать Фрэн, ее дядю, ее пастора и пару коллег на работе можно было считать счастливым исключением.

Поющих монахов тоже можно было причислить к людям, достойным уважения. Она выделяла их в особую категорию. Ведь их нельзя было назвать мужчинами в полном смысле этого слова.

Встряхнув золотистыми волосами, Фрэн открыла тяжелую дверь, стараясь отогнать неприятные мысли, омрачившие такой прекрасный день.

Внутри часовни было пусто. Она не удивилась: слишком рано для туристов и посетителей.

Специальная табличка объясняла, что гостям, пришедшим на службу, следут пройти наверх. Другая табличка указывала дорогу к церковной лавке. Поль сказал, что аббат встретит ее там для первого интервью. А затем ей, может быть, разрешат сделать несколько снимков внутренних помещений.

Когда Фрэн открыла дверь церковной лавки, у нее перехватило дыхание. Она приготовилась встретить глубокого старца, но это был совсем не старец…

Высокий, темноволосый и чисто выбритый монах стоял за прилавком. На вид ему лет тридцать, одет в коричневую рабочую рубашку и черные брюки, точно такие же она видела на монахах, работавших в саду.

Когда Фрэн вошла, монах перестал расставлять товар и поднял взгляд на нее. В его карих глазах светился острый ум. В лавке был полумрак. Он спросил:

– Чем я могу вам помочь?

У монаха был низкий чувственный голос, один звук которого гипнотизировал Фрэн.

– Я мисс Мэллори из «Бихайв мэгэзин». Аббат дал согласие на интервью для нашего журнала. Мы собираемся напечатать статью о монастыре в июльском номере.

– Боюсь, отец Амброзий не сможет сегодня вас принять – плохо себя чувствует. Он надеется, что вы простите его за причиненные неудобства и перенесете встречу.

Он вернулся к своему занятию.

Фрэн никогда так откровенно не игнорировали, но ведь она никогда и не сталкивалась лицом к лицу с монахом-траппистом.

– Мне следует сделать это через вас?

Он снова посмотрел на нее, его глаза сузились. Видно было, что разговор не доставляет ему никакого удовольствия.

Позвоните через неделю. Ему должно быть лучше к тому времени.

– Надеюсь, это не серьезно.

– Все в руках Божьих. – Он отвернулся от нее, давая понять, что разговор окончен. Странно, но ей не хотелось уходить. Монахи заинтересовали ее, особенно этот. Его короткие волосы на затылке выглядели очень по-детски. Она попыталась представить его в джинсах и с нормальной прической.

– Я думала, что монахи-трапписты дают обет молчания и только аббат может беседовать с посторонними. Почему же вы говорите со мной?

– Хотя братья и считают пустые разговоры излишними, но обет молчания на самом деле миф, – объяснил монах, не оборачиваясь.

Фрэн этого не знала.

– Если это так, могу я взять интервью у вас? Или только аббату разрешено говорить с женщинами?

– Если бы это было так, я бы не говорил с вами сейчас, – тихо ответил он. Слишком тихо.

– Извините. Я не хотела искушать вас.

Внезапно он повернулся и посмотрел на нее:

– Зачем извиняться?

Она не знала, что ответить на этот вопрос, потому что ей вдруг стало жарко.

– Вы не первая любопытная женщина, переступившая этот порог, заинтригованная желанием мужчин сохранить целомудрие. Не сомневаюсь, что женщина с такой внешностью, как у вас, не в состоянии понять это. Не притворяйтесь, мисс Мэллори! Вы очень хорошо знаете, какое влияние оказываете на мужчин, иначе сформулировали бы вопрос по-другому, – его взгляд опустился ниже. – И оделись бы во что-нибудь менее открытое.

Если бы Фрэн была способна на насилие, она дала бы ему пощечину.

– Я не удивлюсь, если вы закончите свою жизнь здесь, спрятавшись от мира. Только Бог может простить такую грубость и высокомерие.

– Вы перечислили мои самые серьезные грехи. Я не хотел оскорбить вас и приношу свои извинения.

– Вы говорите не как монах.

– Извините, если я разрушил ваши представления о монахах, но они обычные люди из плоти и крови. Иногда они ведут себя точно так же, как и все остальные.

– Это я заметила, – его откровенность удивила ее. – Вы хотите, чтобы я добавила это в мою статью? – сказала она первое, что пришло ей на ум в это мгновение.

– То, что я хочу, не принадлежит материальному миру. Без согласия отца Амброзия вы не можете напечатать ни строчки.

– Если вам интересно знать, меня прислали сюда, потому что мой коллега в отпуске. Я приехала сюда не для того, чтобы развлекать изголодавшихся по сексу монахов. – С пылающими от возмущения щеками, она добавила: – Судя по вашей реакции, мое присутствие развлекает вас. Без всяких сомнений, вашему извращенному сознанию требуется повод, чтобы поддаться искушению, а потом раскаяться и искупить грех каким-нибудь наказанием.

У выхода она остановилась, чтобы перевесить камеру с одного плеча на другое.

– Передайте аббату, что кто-нибудь из журнала позвонит ему, чтобы назначить новую встречу. Желаю хорошего дня!

Она пересилила желание хлопнуть дверью и покинула монастырь, не оборачиваясь. Радость, которую ей доставила красота апрельского утра, испарилась, не оставив и следа.

Андре Бенет все еще ощущал слабый запах персика, исходивший от волос журналистки и оставшийся в воздухе после ее стремительного ухода.

Он был груб с ней. Ужасно груб, хотя она не сделала ему ничего плохого. Впрочем, она ничем не отличалась от его собственной матери, женщины, жившей по своим собственным законам. Она добивалась своего, не задумываясь о цене, которую ей придется заплатить, не задумываясь ни о Боге, ни о дьяволе.

Его мать знала, что отец собирается стать священником, но соблазняла и искушала его, пока он не сдался. Интересно, простое ли совпадение, что на мисс Мэллори был костюм персикового цвета? Даже ее кожа была нежной и розовой, как персик. Добавить к этому великолепные волосы – и ни один мужчина не устоит, даже монах. И она знала это. Мать тоже обладала дьявольской красотой. Отец не смог преодолеть искушение, и они стали любовниками. Женская красота рождает желания, возбуждает воображение. Андре прекрасно понимал это. Если бы он был художником, он не смог бы удержаться и не запечатлеть облик мисс Мэллори на полотне. Но он не был художником. И монахом тоже.

Насколько он знал, у него не было никаких особенных талантов. Осиротевший сразу после рождения, он вырос в Новом Орлеане у тети Мод, строгой и властной, но доброй в глубине души женщины, которая зарабатывала на жизнь шитьем.

Восхищенный огромными теплоходами, плавающими по Миссисипи, он оставил дом подростком. Работал на грузовых судах в разных должностях, пока не стал речным торговцем.

Тогда-то он познакомился со швейцарцем, который свободно говорил на четырех языках. Восхищаясь способностями друга, Андре отправился в Цюрих и поступил в университет, чтобы изучить французский и немецкий языки, а также историю. Но хотя его диплом и дал ему право преподавать, Андре все же вернулся на море, потому что эта работа доставляла ему удовольствие.

Он продолжал поддерживать связь с Мод и всегда посылал ей деньги. Иногда он приезжал домой в Новый Орлеан, но ненадолго, никто не мог удержать его мятущуюся душу в спокойной гавани, обуздать стремление к свободе. Разумеется, не женщины: женщины лишь доставляли ему удовольствие. Мод страшно боялась за племянника и ежедневно молилась о его душе, а Андре только смеялся. Но все веселье как рукой сняло, когда близкий друг его тети сообщил ему, что она серьезно заболела.

Он вылетел ближайшим рейсом из Анкары и нашел тетю при смерти. Хотя Андре никогда не любил ходить в церковь и не был верующим человеком, он знал, что тетя Мод была правоверной католичкой, и потому пригласил священника.

Пока он ждал священника, держа умирающую за руку, та внезапно заговорила. Он раньше слышал, что на смертном одре люди начинают исповедоваться в своих грехах, но он и не подозревал, что у тети могли быть какие-нибудь тайны.

Ее исповедь перевернула всю жизнь Андре. Он помчался в Солт-Лейк-Сити в Юте – мертвую пустынную местность, отдаленную от всего цивилизованного мира. Андре всегда думал, что мормоны – секта религиозных фанатиков – прошли всю Америку и поселились в Юте только потому, что никто больше не хотел жить там и они могли остаться одни.

Огромная пустыня Солт-Лейк с ее огромным мертвым соленым озером казалась ему проклятой. Тем более что здесь он был только временно, странник в незнакомой стране. Все здесь казалось ему нереальным.

Ему даже стало казаться, что он умер, только легкий запах духов в церковной лавке напомнил ему, что он еще живет и чувствует. И конечно, больной монах, лежащий в своей келье в другом конце здания. Монах, которого мир знал как аббата Амброзия. Настоящий отец Андре, которого шестьдесят шесть лет назад его родители, англичанин и француженка, при рождении окрестили Чарльзом.

Как сообщил ему брат Джозеф, хроническая пневмония мучила Амброзия последние десять лет. Исхудавший и обессилевший монах был только тенью прежнего энергичного аббата.

Когда Андре вошел в комнату, его отец повернул голову и пристально посмотрел на него.

– Ты показал журналисту монастырь?

– Нет, я сказал ей, что тебе станет лучше через неделю. Ты провел в монастыре всю жизнь и сделал его таким, каким он является сегодня. Никто кроме тебя не может рассказать историю монастыря.

Отец поднял руку.

– Я ничего не сделал. Все было в руках Господа, не в моих, сынок.

– Тем не менее, только ты можешь дать интервью, и мы подождем, пока ты не наберешься сил.

– На этот раз я не выздоровлю.

– Чепуха, – сказал Андре. Потерять отца, которого он только что нашел, отца, которого отчаянно мечтал иметь, которого хотел узнать? – Я вызову «скорую». Тебе нужно в больницу.

– Нет, – твердо сказал старик хриплым от постоянных приступов кашля голосом. – Никаких больниц. Я всегда ненавидел их.

Еще одна общая черта, которой обладали Андре и его отец. Слишком много общих черт.

Сколько лет прошло! И все эти годы они ничего не знали друг о друге.

– Ты моя единственная земная радость сейчас. Подойди ближе. Я так рад, что. нашел тебя, мою плоть и кровь. Ты дар Господа, которым он скрасил мои последние часы.

Это ложь. Внезапное появление Андре в монастыре девять дней назад, объявившего аббату, что он его сын, шокировало монаха. Андре был уверен, что именно это вызвало новый приступ пневмонии и ухудшило его состояние.

– Ты не должен винить себя, сынок. На самом деле это ты жертва, и мое сердце кровоточит при мысли о том, что ты вырос без семьи. Кто виноват – так это я, потому что я был с твоей матерью, прежде чем принял постриг. Это было самым эгоистичным поступком в моей жизни.

Андре вскинул голову.

– По словам тети Мод, моя мать соблазнила тебя против твоей воли.

Старик поднял руку, но уронил ее.

– Мод, старшая сестра твоей матери, никогда не была замужем, никогда не знала мужчин. – Он помолчал. – Не верь ее обвинениям. Человека нельзя соблазнить, если он этого не хочет. Ты живешь в миру. Ты знаешь, что я прав.

Андре действительно знал это.

– Семья твоей матери была из Франции. Лизетта была очень красива. Я вижу ее черты в тебе: ее черные волосы, ее глаза, – он вздохнул и закашлялся. – Хотя я всегда хотел служить Богу, я любил ее. Мое сердце разрывалось между чувством и призванием. Если бы она рассказала мне о своей беременности, я женился бы на ней. Может быть, я хотел этого. Я сказал ей, что меня посылают в Юту, но она промолчала. Больше я никогда не видел ее и не слышал ничего о ней. Я не знал, что она умерла после родов. – Слезы потекли по его щекам. – Не делай ошибок, Андре, – продолжал он хрипло. – Твоя мать не была эгоисткой. Она решила ничего не рассказывать мне о своей беременности, потому что в глубине души знала, что я стремлюсь служить Богу. Иначе я бы женился на ней прежде, чем поступил в семинарию. В конце концов, Мод оказалась еще более великодушной. Несмотря на свою ревность и предрассудки, она вырастила тебя и воспитала. Ты стал прекрасным человеком. – Он посмотрел на Андре любящим взглядом. – Я так горжусь тобой. Ты везде побывал, все видел. Ты так много знаешь, говоришь на стольких языках. Получил образование, разумно вкладывал деньги… Нельзя пожелать лучшего сына. Я сказал братьям, что ты мой сын. И хочу рассказать об этом всему миру!

– Ты не должен делать это, отец. Я никогда не хотел опозорить тебя.

– Опозорить? – На лице старика отразилось недоумение. – Ты не понимаешь! Почему я должен скрывать, что ты – моя плоть и кровь от братьев, которым я служил все эти годы? Я сказал им: хочу, чтобы после моей смерти у тебя было право оставаться здесь так долго, как тебе захочется. Это место будет твоим домом, если ты захочешь этого. Я не принадлежу миру и не могу оставить тебе магазин или ферму. У меня нет ничего. Но я могу дать тебе тихое место, где ты сможешь побыть один, поразмыслить. Ты не нашел смысла жизни в своих путешествиях. Может быть, именно здесь ты научишься наслаждаться тишиной и спокойствием.

Андре взял руку отца в свою. Он больше не мог сдерживаться и, услышав всхлипывания отца, сам разразился рыданиями.

– Андре? – прошептал отец. – Я знаю, что у тебя на сердце. Кроме гнева и обиды, которые ты чувствуешь ко мне, своей матери, тете Мод, у тебя есть вопросы. Я постараюсь ответить на них. Но взамен ты должен кое-что пообещать мне. – Его грудь затряслась в очередном приступе кашля. – Андре, обещай мне, что ты не позволишь гневу и обиде управлять твоей жизнью!

Фрэн поверить не могла, что уже наступила середина мая. Пятница была последним сроком для сдачи в набор июльского номера. А ей еще нужно было съездить в Кларион навестить потомков первых еврейских поселенцев в штате и сделать фотографии.

– Тебя, Фрэнни, вторая линия!

– Я не могу сейчас подойти, Паула.

– Но этот человек звонил вчера пять раз.

– Как его зовут?

– Он не представился. Я сказала ему, что ты будешь утром.

– Ну, хорошо. – Она взяла трубку. – Фрэн Мэллори слушает.

– Мисс Мэллори, наконец-то!

Фрэн узнала этот голос.

И ее тело пронзила дрожь, которой она не могла найти объяснений. Только одно она знала точно: монах-траппист он или нет, она не собирается говорить с ним. Может, это и невежливо, но ей все равно. Он обошелся с ней отвратительно.

– Да? – резко ответила она.

– Я заслужил такой тон.

Эта неожиданная оливковая ветвь мира заставила ее закрыть глаза. Никогда в жизни она не встречала человека, который был бы менее похож на монаха, даже если она не знала лично ни одного из них.

– Если аббат чувствует себя достаточно хорошо, чтобы дать интервью, вам следует связаться с Полем Гоутсом. Это его материал.

– Как я понял, он сейчас в отпуске. Если вы все еще хотите написать статью, приезжайте в монастырь сейчас, – сказал он и попращался.

Фрэн крепко сжала трубку и издала возглас отчаяния, прежде чем положить ее на место.

«Приезжайте в монастырь сейчас», – повторяла она. Кем он себя считает? Даром небес?

– Опять говорим сами с собой, Фрэнни? Ты знаешь, что это означает? – окликнул ее Поль.

– Поль! – Она повернулась во вращающемся кресле. – Что ты здесь делаешь?

Невысокий блондин подмигнул ей.

– Кажется, я здесь работаю.

– Но ты в отпуске.

– Да? Разве Барни дал мне передышку? Сейчас? Когда мы ничего не успеваем? Это новость для меня!

– Этот монах из монастыря позвонил и сказал, что я должна приехать для интервью прямо сейчас. Он сказал, что тебя нет в городе.

– Так и было. Вчера, – усмехнулся Поль. – Этот монах просто хочет снова увидеть тебя. Ты и представить себе не можешь, на какие хитрости они могут пойти ради одного взгляда на такую красавицу, как ты.

Поль ошибался. Этот монах ненавидел женщин. И она испытала эту ненависть на себе.

– Вот и поезжай сам. В конце концов, это твоя история.

– Фрэн, дай бедному парню передохнуть, – взмолился Поль. – Мне нужно быть в музее динозавров в Вернале в полдень и сделать фотографии ископаемых бронтозавров для июльского номера. И не забудь, ты ведь уже сделала фотографии монастыря. Они были фантастически красивыми. Особенно панорамные снимки, на которых видны горы. Теперь это твой материал, малышка!

– Большое спасибо, – пробурчала она, отнюдь не обрадованная неожиданным подарком. Фрэн не хотела видеть снова этого монаха, но в глубине души знала, что он заинтересовал ее. Он заставил ее испытать чувства, которые она никогда не испытывала и которым не могла найти объяснения. Правда, если она будет брать интервью у аббата, у нее не будет необходимости остаться с этим монахом наедине. И эта мысль успокоила ее. Она сделает вид, что его вообще не существует.

Но через полчаса ей пришлось вспомнить об этом намерении, потому что она увидела именно его, ждущего ее на парковочной площадке. Машина еще не остановилась, а уровень адреналина в крови Фрэн уже превысил норму вдвое.

Он открыл дверцу машины и взял фотокамеру. Лицо Фрэн вспыхнуло, когда его взгляд скользнул по ее длинным стройным ногам. Она быстро выбралась из машины, отметив про себя, что он снова одет в черные рабочие брюки и такую же рубашку, как в день их знакомства.

Но тогда она не заметила, какой он загорелый. В церковной лавке было слишком темно. На ярком солнце его загорелая кожа казалась шоколадной – наверное, он много времени проводит на открытом воздухе. Его благородные черты лица и подтянутая мускулистая фигура заставили ее задержать дыхание. Она быстро отвела взгляд, чтобы он не заметил, как она на него смотрит.

– Вы, должно быть, нарушили закон и превысили скорость, чтобы быстрее приехать сюда, мисс Мэллори.

– Я спешу. У меня сегодня много дел. И вы можете добавить этот грех к списку моих остальных грехов. Аббат ждет внутри?

– Нет. Он умер через четыре дня после вашего первого визита.

Шокированная, Фрэн сделала резкий вдох.

– Я ничего не понимаю. Почему вы не сказали мне это, когда звонили?

– Почему? – он потер щеку. – Наверно, потому, что его смерть ничего не меняет для вас. Вы сможете подготовить материал.

– Поль сказал мне, что по телефону аббат показался ему очень милым и любезным человеком. Я очень огорчена этим известием. Поскольку вы живете таким маленьким замкнутым сообществом, то все, наверно, ужасно скучают по нему?

– Несомненно.

– Вы дразните меня.

Он пожал плечами.

– Совсем нет. Как раз наоборот, я буду скучать сильнее, чем вы думаете, – сказал он хриплым голосом, в котором она внезапно услышала нотки, вызвавшие у нее доверие к его словам. Может быть, болезнь и смерть аббата так ожесточили его.

Она читала, что монахи и монахини не должны слишком привязываться друг к другу. По мнению Фрэн, это было против человеческих законов – не переживать по поводу смерти близкого человека.

– Отец Амброзий оказал мне честь, попросив заменить его и дать вам интервью.

Что-то было не так. Что-то, чего она не могла понять, но у нее не было больше желания сражаться с этим флегматичным монахом.

– Наш журнал будет счастлив получить возможность почтить его память. Насколько я поняла, этот монастырь был основан в 1860-х, но первые деревянные постройки сгорели после того, как в них ударила молния. Здесь не было настоящей монастырской общины, пока сто лет спустя сюда не приехал аббат Амброзий. Он, по сути, создал здесь общину и укрепил монастырь.

– Я поражен тем, как много вы узнали. Предлагаю начать интервью с прогулки по садам.

– Если вы не против, я включу диктофон.

Он кивнул. Ей пришлось идти быстро, чтобы не отставать от него. Он шел легко и свободно, с прирожденной элегантностью, которая восхитила ее.

– Сады были его идеей?

– Да, и пчелиные улья тоже. Они приносят хороший доход и позволяют общине обходиться без товаров, привозимых из внешнего мира. Община даже расширила свои землевладения. Аббат вырос в Луизиане. У него был друг, мать которого готовила для богатой белой семьи, владевшей плантацией. Он частенько бывал в гостях в этом доме. Мальчики наблюдали за стряпухой, когда она готовила джем и разные сладости из меда. Он привез с собой секреты приготовления блюд изысканной южной кухни.

– Этот мед просто фантастический. Я всегда покупаю его. И какая интересная история! О, как жаль, что я не смогла встретиться с аббатом лично!

– Он был слишком болен, чтобы дать вам тогда интервью. Но я кое-что могу риссказать вам. Когда он прибыл сюда тридцать лег назад, здесь не было ничего – только покосившийся барак, оставшийся со времен Второй мировой войны, окруженный скалами и заросший сорняками.

– У аббата, очевидно, было настоящее призвание, – произнесла Фрэн. – Какая потрясающая личность. У вас есть фотографии, которые показывают, как выглядело это место до строительства новой часовни?

– Да, но они в не слишком хорошем состоянии.

– У нас есть специалист, который прекрасно восстанавливает старые фотографии. Вы доверите их мне?

– Не вижу причин для отказа.

Фрэн обрадовалась. Ей хотелось, чтобы статья получилась особенной.

– Можно сделать несколько снимков внутри церкви?

– Да. С галереи, с которой публике разрешается наблюдать за мессой, можно сделать прекрасные снимки алтаря. Некоторые детали алтарного убранства привезены из Флоренции.

– Как вы считаете, я могу сделать снимки могилы аббата? Он, очевидно, похоронен рядом с монастырем. Я хочу сфотографировать надгробный камень, чтобы закончить статью этим снимком.

Монах, сопровождающий ее, кивнул и тихо сказал:

– Кладбище находится за монастырем.

Весь следующий час Фрэн задавала ему вопросы о местах, по которым они проходили: кухне, библиотеке, которую аббат использовал в качестве персонального кабинета, внутреннем дворике. У монахов было все, что нужно для жизни. Они организовали свой собственный маленький мирок.

В церковной лавке она сделала еще несколько фотографий, а еще не удержалась и купила мед, джем и несколько книг, которые ей могли понадобиться для статьи.

– Я хочу попросить вас еще об одной услуге, – сказала она, когда монах провожал ее к машине. – Вы позволили мне сделать фотографии монахов. Можно я сфотографирую вас на ступеньках часовни?

– Нет.

Ответ был коротким и твердым.

Разочарование охватило ее. Но она не собиралась показывать свое огорчение.

Выдавив из себя улыбку, она посмотрела на него.

– Что ж, все было очень интересно и поучительно. Я думаю, получится прекрасная статья. Когда черновой вариант будет готов, я позвоню вам, вы просмотрите его и дадите согласие на печать.

– Когда это будет?

Нужно было быстро соображать. Ей еще предстоит съездить в Кларион. Если она будет работать допоздна… Послезавтра последний срок.

– Может быть, в девять часов. Вам это подходит?

– Я буду в церковной лавке.

Я боюсь, что не смогу забыть его. Какой предлог я найду для появления здесь после того, как статью напечатают?

– И за все это время вы ни разу не сказали мне имя, которым вас здесь называют.

Он нахмурился.

– Это не имеет значения.

Монах открыл дверцу машины и почти вынудил ее сесть. Когда она устроилась, он захлопнул дверцу и сказал:

– Я выполнял указания отца Амброзия. Просто представьте, что это он давал вам интервью. Бог простит эту ложь.

Фрэн уехала не обернувшись, ее лицо пылало. Но когда она заворачивала за угол, то не смогла удержаться и не взглянуть в зеркало. Но монах уже ушел.