"Атланта в Калидоне" - читать интересную книгу автора (Суинберн Алжернон Чарлз)Ермаков Эдуард Юрьевич Комментарий к переводу трагедии СуинбернаО трагедии А.Суинберна «Аталанта в Калидоне»: (1965 г) Статья представляет опыт комментария к моему переводу трагедии английского поэта второй половины XIX века Алджернона Суинберна (текст перевода смотрите на этой же странице журнала «Самиздат»). Это произведение считается одним из самых виртуозных в английской литературе. В одном из рассказов Киплинга («Хранить как доказательство») выведен аристократ, знающий «Аталанту» наизусть, и это оценивается как признак утонченного вкуса. И действительно, разнообразие стихотворных форм, красота стиля, интенсивность эмоционального наполнения поражают. Как и положено трагедии, все начинается в идиллических тонах. Весна в разгаре. Охотник, а затем хор девушек славят богов, а особенно Аполлона и его сестру Артемиду, восхваляя их величие. Правда, Артемида наслала бедствие на округу — злобного кабана, который топчет посевы и гоняет людей, но на то она и богиня, чтоб карать за неуважение и миловать за раскаяние: И тут на сцене появляется новое лицо — царица Этолии, Алфея. И речь ее решительно обрывает поток славословия. Собственно, вся характеристика этой женщины — уже здесь, а дальнейшее — только развертывание образа: Заряд темных страстей, страхов, обид на всех и на все вырывается и заражает окружающих. И хор звучит теперь уныло и тревожно… Что же, собственно, может столь тревожить властительницу, имеющую к тому же сына-богатыря, знаменитого героя и удачного наследника трона? Тут является тема судьбы, или рока, или проклятой предопределенности будущего. Ведь при рождении сыну дана странная участь — жизнь его зависит от полена, и это полено приходится охранять матери. Вдруг дом сгорит, или полено украдут враги? Ответственность лишает покоя — знать будущее человеку страшно, неведение дает иллюзию бессмертия… Но с каждым словом Алфеи обнажается еще одна, скрытая забота: она ревнует сына к его возлюбленной, приезжей деве-охотнице. Собственническая страсть маскируется под искреннюю материнскую любовь, но прорывается темными, невнятными угрозами: Собственно, любовь Мелеагра к Аталанте — скорее почитание жрицы, чем сексуальная страсть. Он даже смешивает богиню и ее служительницу: Мелеагр один, среди всех действующих лиц, не поддается мороку страха и раздора, создаваемому царицей. Почему? Потому что он бывал в иных странах, одерживал победы и привык полагаться на себя, на боевых друзей, на благосклонность богов; что ему заботы матери! Но в ее руках до сих пор хранится его смерть…. Непонятно, знает ли сам Мелеагр об этом? Эта неопределенность свойственна и мифу, сохранена она и в трагедии Суинберна. Завязавшийся клубок семейных ссор, за которым — желание наказать принца за непослушание, за предпочтение чужих богов своим родственникам, за выход из системы местных ценностей — растет, захватывая новых участников. Сам царь Этолии стремится помирить жену и сына, но Алфея готова пожертвовать всем и всеми ради сохранения единственной интересующей ее разновидности власти — власти над детьми. И она выступает уже и против мужа. Льются потоки слов о любви и заботе — с требованием смириться и вновь идти «под юбку»: Хор, как и в древнегреческой трагедии, становится усилителем страстей, толкователем тайных побуждений героев. Сбивчиво и дисгармонично звучит он теперь, в постоянных перебоях ритма, хаотических рифмах выражается нагнетание атмосферы недовольства, тревоги, отчаяния: Тема бунта против миропорядка (богов) беспокоила Суинберна, тревожит она и героев. Всех, кроме Мелеагра. Он — пример внутреннего спокойствия и готовности встретить гибель. Но разве гибель ждет не всех? Остальные персонажи действуют так, как будто способны обмануть судьбу. Здесь в игру вступает последний, роковой персонаж. Девица Аталанта, выкормленная медведицей в диком лесу и оставшаяся дикаркой, девственница Артемиды, приглашенная именно с целью умилостивить богиню. Не отличаясь особым умом и чуткостью, она принимает как должное поклонение Мелеагра, не замечая до времени клубка бедствий, завязанного самим ее появлением. Собственно, и в дальнейшем эта девица ничем замечательным не отличилась, а в конце жизни вообще была превращена в львицу за нечестие перед богами. По-видимому, она есть просто орудие высших сил, неспособное к самостоятельным поступкам. Аталанта ошарашена враждебностью тех, кто, собственно, ее и приглашал. С обидой она рассказывает о тяготах своего служения богине охотников, и предлагает желающим поменяться ролями: Перессорившись, все отправляются на охоту за вепрем. Охота удачна — Аталанта и Мелеагр поразили зверя. Но тут-то и разражается гроза: Итак, злобные дяди Мелеагра нашли повод выступить против него и сами пали в развязанной ссоре. И тут Алфея наконец находит повод наказать сына за непослушание: Убитый зверь нанес урон больший, чем вытоптанные посевы. Вытоптана вся династия Этолии! Как говорится, «бог поругаем не бывает», и Артемида нашла способ отомстить за нежелание поддерживать ее культ. Неважно, что Мелеагр поклоняется ее жрице — он член царского рода, и ответит за дела отца, раз того не удалось достать. Жребий брошен, и Мелеагру не удалось избежать общей участи людской. Но он и в смерти не ропщет: Зато мучения матери достигают предела. Удовлетворение от мести сменяется раскаянием и страхом. Многообразно она выражает горе по погибшим, по впустую проведенной жизни: Как и положено, трагедия заканчивается морем слез. Судьбы исполнились, и много ли разницы — бунтовать или смиряться? Но, почему же не бунтовать, когда покорность не приносит плодов, и мойры все равно обманут и уведут в царство духов… Автор, английский «викторианский» поэт, воображением своим жил скорее в эпоху Эллады и Рима, чем в скучную пору промышленной революции. Он даже писал стихи на древнегреческом. Но, как и для всех нас, та эпоха была для него лишь отзвуком, знанием книжным и отвлеченным. Подчеркнем, что любое истолкование мифа, данное нашим современником, является вторичным и фантастичным. Собственно, даже Гомер и Гесиод жили тысячу лет спустя создания этих историй, и даже до них они наверняка дошли в измененном и трижды перетолкованном виде. Поэтому при чтении можно либо оценивать произведение per se, сознавая его литературную условность, либо — попытаться понять, что значил миф, положенный в его основу. Или что может он значить для нас — вряд ли можно угадать, что вкладывали его создатели 3000 лет назад… 1. Итак: жил-был царь Этолийский. Страна эта — очень маленькая по российским меркам область на севере Греции, у побережья. И забыл тот царь принести жертвы богине Артемиде, за что та наслала бедствие… Сразу же возникает вопрос: как это царь мог «забыть» ритуалы, тем более что порядок жертвоприношений определялся не царями, а жрецами? Не вероятнее ли, что в той стране культ Артемиды не поддерживался? Возможно ли такое? Действительно, по данным историков, Артемида и Аполлон — не исконно греческие боги, их культ (а это существа парные, брат и сестра, мужское и женское божества) был принесен с Востока. Мифы указывают и место их «проникновения» — остров Делос, у берегов Малой Азии. Так что вполне вероятно, что в северо-западную Этолию культ дошел не сразу. И тут надо отдать должное проницательности Суинберна — в пьесе очень реалистически воспроизводится процесс инфильтрации новой религии в среду, уже занятую «традиционными верованиями» (так сейчас выражаются православные батюшки). А именно: сначала вера распространяется среди «низов» (гимны Артемиде поют девушки-селянки, охотники…) и людей, как-то выходивших за пределы влияния собственной культуры (царский сын Мелеагр, плававший в Колхиду за Золотым руном и вообще многие страны повидавший). «Элита» же держится привычных убеждений — или скорее, способов управления массами — и новое яростно преследует. Таким образом, «семейный конфликт» предстает маской конфликта религиозного и политического: наследник престола изменил вере отцов, полюбил посвященную чужой богине. При нем, скорее всего, новый культ будет поставлен высоко… Измена должна быть наказана. И потому против Мелеагра выступает и мать, и дяди, что приводит к его гибели. Но и они сами гибнут, так что дорога новой вере (и новой династии, не обремененной верностью традициям) открыта… 2. Но обратимся от проблем социально-политических к более общим. В мифе и отчасти в трагедии Суинберна есть еще много пластов, и некоторые явно древнее династических кризисов эпохи перед Троянской войной. Что же такое «герой», каковым является Мелеагр, и зачем эти герои были нужны богам и людям? Вот как представляется мне смысл «героического цикла» эллинской мифологии: Изначала был непостижимый и нечеловеческий Хаос. И зародилась в нем равно непостижимым образом Земля. Первым делом создала она себе Мужчину, именем Небо. Увидели они друг друга и стали любиться. И от любви этой народились многие существа. Появились от Неба и Земли 12 великанов — Титанов, и иные, совсем ужасные существа — Сторукие, Одноглазые… Были среди их потомства многоразличные Стихии — Горы, Реки, Океан, Моря, Солнце, Луна, Заря (как и древние иудеи, греки почему-то считали свет независимым от солнца — так при сотворении мира (по Библии) день и ночь появились раньше солнца и луны), Ветра, Звезды и иные многие. Но восстал против Неба сильнейший сын его — Время, оскопил он отца и прекратился чудесный поток творения. Разгневалась Мать — Земля на сыночка и породила в наказание Злобу, Гибель, Смерть, Обман, Месть и еще много подобных неприятных существ. Но Время прочно занял место отцовское и сам стал порождать могучих детей; но, рождая, вскорости глотал их обратно. Жили при нем и люди древнейшей расы. Сейчас принято, завидуя, называть их времена Золотым веком. Но разве хорошо жить людям в том мире, где Гора может, когда ей на ум взбредет, ходить в гости к Реке — и прямо через ваши огороды! Думается, у потомков глаза завидущие! Недолго оставалось благоденствовать титанам и прочим подозрительным нелюдям. Ибо недосмотрел Время, и сын его Зевс остался не проглоченным; пленил он отца, освободил Богов от власти Времени. Угнездившись на горе Олимп, задумали Боги взять власть над всем миром, и начались войны с Титанами. Боги были хитры, понимали, что убивать врага надо руками врага же. Искусно ссорили они Древних Существ меж собой, а иных привлекали в союзники. Тяжела была судьба последних: миновала нужда — и от них избавлялись безжалостно (вспомним хотя бы титана Прозорливого — не помогла ему его прозорливость, приковали его к одной из Гор, к тому времени все Горы, Моря и прочие получили ясные указания, где им стоять, течь и проч., не сходя с места) и послали орла клевать ему печень… Миновала эпоха Стихий, но на земле много оставалось их детей и творений — всяких Людоконей, Русалок, Железокрылых птиц… Опасались люди угодной Богам новой расы (людей этих Они сотворили из камней, разбросанных вдоль дороги) этих тварей, и Боги пришли на помощь. Наступила эпоха Героев. Типический Герой — это Полубог, т. е. сын Бога (Богини) и смертной(ого). Бывал такой хотя и подвержен старению и смерти, но силен, наделен чудесными дарами. И рождался он чаще каким-то чудесным образом. Персей, например, родился от золотого дождя, который, впрочем, был Зевсом in disguise. Роль Героя — очищать землю от волшебных существ («Время Эльфов прошло, наступает эпоха Людей», как говаривал владыка Элронд), чудовищ и разбойников — людоедов, учреждать государства, вводить законы. Мир волшебных исполинов, способных превращаться во что пожелают, и даже меняться против желания, просто по своей хаотической натуре — прошел; каждое новое поколение живущих на земле существ все более определено, жестко описано в своих свойствах. Люди и боги имеют все меньше генетических черт своего прародителя — Хаоса. Гибли иные Герои, а иные томились от безделья, выполнив все поставленные задачи; но, так или иначе, земля была успешно освобождена от нелюдского элемента. И кончилось героическое время… Остались люди одни, над ними высоко — Боги, занятые своими делами (впрочем, иногда они спускались, чтобы поразвлечься). Постепенно Богов вытеснил один Бог (где Один, где Другой какой-нибудь), и воцарилось полное единобожевластие в пределах ограниченной цивилизации. И волшебство ушло — оно разрешено только Богу, ангелам и, по особому дозволению — святым и пророкам, но и тех надо тщательно проверять — не злоупотребляют ли? А все эти сатиры, дриады и наяды превратились в НЕЧИСТЬ… Так вот, в трагедии отражен тот переломный момент, когда дел для Героев уже почти не оставалось, но сами Герои еще были дружны (пройдет десяток лет, и последние герои начнут уничтожать друг друга на фронтах Троянской войны — больше профессиональным терминаторам заняться в лишенной кентавров, великанов и людоедов Греции было уже нечем…). Впрочем, Герои уже не полубоги, а дети смертных — богатыри, скорее, а не Герои. И вот — последнее серьезное дело! Поэтому на охоту за волшебным кабаном собрались все жившие в то время Герои (в трагедии Суинберна Геракл не упомянут — только его брат Ификл — но по распространенным версиям и он там был). И вепрь был убит, и многие погибли и получили раны… но почему же Мелеагр был наказан за такой подвиг? Нет сомнения, что мертвый вепрь принес стране намного больше бед, чем живой. Из-за дележа его шкуры погубили друг друга представители правящей династии (остался только престарелый царь, без наследника, достойного править). Артемида отомстила Этолии за непослушание, но почему пал Мелеагр, который явно склонялся на ее сторону (ведь почитал же он Аталанту)? В другом варианте мифа это вполне объяснимо — Мелеагр соблазняет Аталанту, и она рожает ему сына, нарушив священную девственность. Но поэта привлекает более глубокая версия: трагедия героя — частный пример жестокости и неумолимости Судьбы. Наказание должно свершиться, невзирая — умышленно или неумышленно преступление, раскаялся ли нарушитель или упорствует! Сами боги тут не властны — и их жизнь определяют Мойры, ткущие нить как им заблагорассудится. Не нужны больше Герои на земле, и боги не препятствуют их гибели. Так, нелепо, гибнет и Геракл, хотя он совершил великое множество славных деяний. Угасает Тесей, блуждает без смысла, по прихоти Посейдона, по морям Одиссей… Здесь нет справедливости — вообще античные Боги мало ей озабочены — есть целесообразность. Но отсутствие справедливости — разве это не наибольшая трагедия для человека, только о ней (по отношению к себе самому) и пекущегося? И еще: наиболее архаический элемент мифа — история с волшебным поленом, с зависимостью жизни, души человека от какого-то предмета или другого человека, держащего этот предмет. Вспоминается русская сказка о Кощее Бессмертном. Там та же ситуация — кто-то, неясно кто, изъял жизненную силу, какую-то часть души человека и поместил вне его, в тайном и охраняемом месте. Получил Кощей таким образом практическое бессмертие — можно сражаться одному с тысячей, бросаться в жерло вулкана, всё равно смертельного ранения ему не получить. Но недаром слово «кощей» означает «раб» — смерть по-прежнему присутствует, и находится она в руках какого-то непонятного хозяина, того, кто её «изъял». Да и до сундука, который на дубе, который на острове, который незнамо где — всё равно кто-то когда-то добирается… Да ему даже самоубийства не удастся совершить. Может быть, это истолковать так — не вкладывай души своей во внешние предметы, не давай её в распоряжение других людей или иных сил. Ведь «бессмертие», полученное таким образом, оказывается иллюзорным. Но если земное бессмертие — иллюзия, то размышления о собственной смерти бессмысленны, как бессмысленны рассуждения типа «почему я не негр», «почему коровы не летают» и подобное. Либо умей довольствоваться тем, что дано — его, если присмотреться, вполне достаточно, — либо изобрети способ научить коров летать… Жалобы человека по поводу собственной слабости и смертности могут быть, в действительности, приятны, как оправдание своего бездействия; но не лучше ли от жалоб перейти к улучшению того, что можно улучшить, к достижению того, чего можно достигнуть? |
|
|