"Макс Мах. Твари Господни" - читать интересную книгу автора

Кайданова на витраже была изображена шестиконечная звезда -
"Магендовид?"[3] - но долго на этой мысли он не задержался, как уже
случалось с ним в этом странном месте не раз, когда он встречался с
необычными или незнакомыми ему вещами. Из распахнутых настежь дверей, из
тьмы, заполнявшей внутреннее пространство храма, лилась на площадь
величественная музыка, заставившая Кайданова замереть и забыть обо всем, о
чем он только что думал. Кто-то играл там, внутри собора, на органе. Прежде
Герману приходилось слышать органную музыку только в кино, и она никогда не
производила на него никакого особого впечатления, как и классическая музыка
вообще. Однако сейчас мощная и запредельно прекрасная в своей изощренной
сложности мелодия буквально захватила все его существо, заставив переживать
такие чувства, каких он, кажется, и не ожидал в себе найти. Сколько длилось
это чудо? Как долго стояли они с Лисой посередине площади перед открытыми
дверями храма? Кайданов этого не знал. В мире, где они оказались, не было
солнца и, соответственно, не было теней, и узнать, сколько прошло времени,
не имея на руке часов, было невозможно. Они пришли в себя - да и то не
сразу - только после того, как музыка отзвучала, и наступила тишина. Еще
какое-то время Кайданов чувствовал себя так, как будто только что вынырнул
со дна океана и не вовсе понимает, где находится и что теперь должен делать,
но одновременно он ощущал огромной силы чувство сожаления, утраты и
разочарования тем, что волшебство растаяло, и теперь ему предстоит жить без
этой музыки. Он посмотрел на Лису, но и она, похоже, тоже с трудом
возвращалась в себя, и, возможно, впервые ему удалось увидеть так много
чувств на ее лице, хотя это и не было ее настоящим лицом.
- Пойдем? - спросил Герман, с трудом проталкивая звуки голоса сквозь
вдруг пересохшее горло.
- Да, наверное, - ее голос звучал неуверенно и как-то напряженно.
Но никуда идти не пришлось. В тишине, упавшей на площадь, раздались
гулкие шаги человека, выходившего из глубины собора, и они замерли в
ожидании. Прошла, возможно, целая минута, прежде чем человек вышел из тьмы
на свет. Это был высокий, чуть сутулый старик, одетый в длиннополый
коричневый фрак и узкие бордовые штаны, заканчивавшиеся чуть ниже колен. На
ногах у него были коричневые туфли на высоких каблуках, украшенные золотыми
пряжками, и высокие белые носки. Под фраком была надета белая рубашка с
кружевным жабо. Такие же пышные, но, как заметил теперь Кайданов,
пожелтевшие от времени кружева опускались из рукавов, скрывая кисти рук
почти до самых пальцев, узловатых и длинных.
- Вы Яков? - спросил Кайданов, с некоторой оторопью рассматривая узкое
темное лицо, изрезанное глубокими морщинами и обрамленное длинными седыми
волосами.
- Здравствуйте, молодые люди, - голос у старика оказался чистый и
звучный, напомнивший Герману звук валторны, слышанный им как-то еще в
студенческие годы, но поразило другое - глаза Якова. Они были ясными и
светлыми, почти прозрачными, и, казалось, светились на темном, похожем на
кору старого дерева лице.
- Ой, извините, - сказала Лиса. - Здравствуйте, уважаемый... - она
запнулась, не зная, как продолжить начатую фразу.
- Иаков, - подсказал старик.
- Здравствуйте, Яков, - поздоровался Кайданов.
- Иаков, - поправил его старик, подчеркнув голосом это непривычное "иа"