"Владимир Маканин. Отставший (Повести и рассказы) " - читать интересную книгу автора

всего отличница. Это верно, что она была человечек глубоко порядочный; ни
артистически-энергичная деловитость матери, ни скрытая и тихая фальшь отца
не передались ей ни граммом. Но именно поэтому ее душа сформировалась и
съежилась в сторону сухости. Она была тихоня в школе. Тихоня на улице.
Тихоня дома. Напряженно следящая за своими оценками отличница, она,
затаившись, ждала дня и часа, чтобы побыстрее получить свою золотую медаль и
уехать в какой-нибудь университет - Свердловский или Саратовский - уехать,
уйти, убежать и, вынырнув где-то, начать жить снова и заново. Сестра Кольки
была непоколебима в своем и ничуть не боялась, скажем, упреков от своих
подружек и одноклассниц в том, что она, мол, льнет к учителям, - она была
выше упреков. Она приходила вечером к той или иной учительнице, сидела у
нее, беседовала, пила чай и выбирала себе книги, - учительницы ее не любили,
но уважали и честно делали свое учительское дело, держа свои двери для нее
открытыми и свой чай горячим.
- ... Позоришь нашу семью - вор! мелкий воришка! - громоподобно кричала
мать, когда Кольку Мистера и меня поймали с картошкой, которую мы надергали,
чтобы нести в горы. Не проронив ни слова, потемнев лицом, сестра тут же
собирала тетрадки и уходила к учительнице. Звали сестру Олей, Оля-отличница.
Она шла к учительнице, чтобы поупражняться в решении логарифмических
уравнений, - она шла по улице поселка, зажав тетрадки, и повторяла
бескровными губами (чтобы время, пока она идет, не пропало зря) выученное
наизусть:

Октябрь уж наступил. Уж роща отряхает
Последние листы с нагих своих ветвей... -

а мать ее в тот день специально отпросилась с работы - она пришла, чтобы
пороть Мистера за мелкое воровство и чтобы порок этот в нем не угнездился на
будущее. Мать пришла не одна, а с подругой - и вот две сорокалетние женщины
с суровой решительностью принялись за дело. Дело предстояло, в общем,
нетрудное и обычное. Меня они не тронули: пусть его дома свои порют. Но и не
выпустили - пусть смотрит. Они схватили меня, когда я хотел выскочить в
окно.
- Э, нет. - И окно заперли. Я стоял, озираясь волчонком, пока до меня
доходил их сложный замысел. Мать закричала на Кольку, она должна была себя
взвинтить - она кричала, что семья их была и будет, пока она жива, достойной
семьей и честной. Как раз в эти дни ее бригада вновь выдвинулась, и мать
находилась как бы на взлете, - и потому, быть может, она и вторая
женщина-маляр кричали, хорошо слыша собственные правильные слова: "Честным
становятся с детства!" - "Все начинается с пустяков - с картошки!.." - Они
перебивали и взвинчивали друг друга - он же стоял напротив, маленький
старичок, спокойный и проницательный, и только нависшая конкретная опасность
не давала ему улыбнуться нехорошей своей улыбочкой. Наконец они схватили его
за плечи, как куклу, но кукла была, в общем, начеку и успела произнести -
как всегда негромко:
- Ну вы, поосторожнее. Не сломайте мою пипиську.
Они на миг приостановились, на миг попридержали свои большие руки - и
теперь Мистер, уже успокоившись, что сгоряча они его не изуродуют, сам пошел
к кровати. Он лег лицом в подушку. Лицо было вполоборота к стене. Женщины
вновь закричали, набирая из недр инерцию движения и расправы - неужели он