"Максим Макаренков. Дальнобойщик" - читать интересную книгу автора

глядя на экран набрал: "Эх, жрать охота, пожалуй заверну к Адамычу!". И
отправил в свой микроблог, уже лет пять существовавший в одном из не слишком
популярных сервисов, облюбованных дальнобойщиками и, отчего-то, врачами
"Скорой помощи".
Страдальца, которому не дали, сменил Дима Билан. Не то четвертый, не то
пятый, Баженов за ними не следил. "Бе-бе-белив ми-ми", - отрывисто тошнился
он в микрофон под утробные басы. Противно, но ничего не поделаешь. Счетчик
медиа-системы неспешно отмеривал минуты прослушивания легальной
рекомендованной музыки, потихоньку подтягивая рейтинг.
По молодости лет Баженов удивлялся, отчего год за годом с
медиамониторов не сходят инкубаторские мальчики и девочки с одними и теми же
именами и не меняющимся репертуаром, состоящим из ремиксов, миксов и
сборников "лучшее за год". Потом ему однажды объяснил знакомый "реалист" -
настоящий крутой создатель реал-ньюсов, шедших по всему миру. Он был пьян, а
потому совершенно откровенен. Впрочем, с Баженовым он таким был всегда.
- Володя, ты пойми, это же все большущие, охрененно большие деньги. Как
с конца двадцатого века начали рекорд-лейблы да каналы регистрировать имена
и псевдонимы артистов торговыми марками, так и понеслось. Все! Ваня Сидоров
петь не может. Имя-то как товарный знак зарегистрировано и принадлежит
какой-нибудь Сони Мьюзик. Это раз. Так что на фига что-то новое придумывать,
когда под раскрученным лейблом можно сто Биланов выпускать. Загнется один от
кокса или башку ему в ночнике проломят, можно нового выпускать. Копирайт же
на репертуар давно у лейбла. А еще, друг мой сердешный, они же всеее
считают. Все, до цента! Новое имя, новая песня, новый фильм с ор-ригинальным
сценарием - это ж все авторские отчисления. Зачем? Невыгодно! Дешевле же за
ремикс заплатить только аранжировщику, а на все остальное и так равно у них
права, сиди и стриги бабки с каналов да с потребил, за каждое ж
воспроизведение в личном плеере счетчик капает! А у нас, в России они и
вовсе не напрягаются. На фига? Мы ж для них туземцы. Три притопа, два
прихлопа, и все. Прокатывает! Импе-ери-я! Ха! Это в реал-ньюсах моих
Империя, а ты попробуй это скажи в Ростовском эмирате или Сибирско-Китайской
республике! Во они поржут! Так что нет никакого резона международным лейблам
напрягаться - мы рынок простенький и нетребовательный, вкусы у аборигенов
примитивные, ремиксы и адаптированное мыло в самый раз сойдут.
Баженов тот разговор вспоминал не раз, и становилось горько и обидно.
Но, включая любой медиаканал, он убеждался в правоте реалиста.
Ветер разогнал облака, и небо над трассой сразу, вдруг, в один момент
сделалось прозрачно-голубым, тихим и спокойным. И отчего-то на душе стало
легче. Жизнь показалась правильной, нужной, и Баженов щелкнул выключателем,
отсекая поток бессвязных звуков. Остались только шелест шин, да небесная
тишина, омывающая кабину грузовика.
Так, молча, улыбаясь своим мыслям, Владимир доехал до небольшого
придорожного поселка, в самом центре которого на месте нескольких сгоревших
домов оборудовали стоянку. По правому краю площадки шли кабинки сортиров,
далее распластался перекошенный барак с вывеской "Мотель". Слева приютился
длинный одноэтажный щитовой дом с крыльцом посередине фасада. Над крыльцом
шли кривоватые фанерные буквы "У Адамыча".
Баженов вышел. Приложил руку к замку, запирая дверь, затем, покачав
головой, полез в карман куртки и достал связку ключей. Вставил металлическую
полосу в прорезь древнего механического замка, запер еще и его.