"Наталья Макеева. Жалость" - читать интересную книгу автора

поспешил на работу, в школу, где он присматривал за гардеробом. Часто,
глядя гладя на детишек, он вдруг захлёбывался плачем - "Горе-то какое! Вся
жизнь впереди... Горе, какое горе..." - шептал Бескровный в своём углу.
Из живых людей простую радость вызывали у него лишь старики. Они уже
почти что отмучались и каждое движение их светилось будущей смертью. Сидя
за стопочкой у дворников, Иван твердил, не закусывая - "не жаль мне вас!
Совсем не жаль!"
Убивать детишек было для него делом особо благостным.
"Ты, добрый чел, себя пожалел бы" - сказал ему как-то раз один дедушка,
смутным чувством догадавшийся об ивановых делах. "Себя - всегда успею.
Вообще-то я и так себя жалею, но по частям. Зверушка человеческая - она
ведь везде живёт. Вот пожалею я тебя - добротно, правильно, без лихости, а
вместе с тобой и свой лоскуточек малый. Понимать надо!"
Иван немного слукавил. Деда он трогать не стал и тот, похожий на
осиротевшее пугало, ушел домой, страдая от дороги. Вместо него блаженство
обрёл бледный студент, неясно как забредший в те края. Он не издал ни
звука, только вздохнул и навеки выпучил глаза. А Иван Бескровный просветлел
и обнял его с какой-то особой нежностью. Так они и проспали до самого утра.
Всю ночь Иван собирал разноцветные бусы, в чьём-то немыслимом хламовнике.
Хотелось женщину. Hо, чураясь греха бытийности, он, оставив студента
холодеть в густых кустах, пошёл на могилу к матери. Иных женщин он не
посещал. "Хорошо тебе, мама... Hу ничего, мир не без добрых людей. Даст бог
- свидимся."
Всё бы ничего, да только свидание никак не случалось. То ли судьба
медлила, то ли с людьми не складывалось. Жалостливые Ивану не попадались, а
так, что б за деньги счастье себе купить - где ж их взять-то. Да и не очень
это здорово как-то... "Да что же это такое! Это что наказание - вокруг
такое.... такое... и пожалеть-то меня некому" - рыдал над собой Иван
Бескровный. Он и сам уже не помнил, скольким он помог... Точно знал одно -
есть в мире место, где они, навеки восхищённые, ждут его, как родные.

Однажды, разглядывая себя в зеркало, он закричал вдруг благим матом.
Столько тоски, несчастья и беспорядка открыл он в себе, что пронзила его
жалость крайней степени. После такого и жить-то не стоит. "Жизнь - дело
лишнее" - так он сам говорил и раньше, но лишь теперь, когда ужас из
зеркала обрушился на него, до конца проникся собственной правотой.
Зеркальный кошмар засасывал в себя, скандально шамкая и пуская по ветру
обильную слюну.
Два существа, одно - телесное, другое - оборотное, вдруг стали
сливаться. Они заходились в плаче, переходящем в воющий хохот... Пока не
раздался звон - словно треснула сама смерть.
Люди, вошедшие тот дом, обнаружили Ивана Бескровного мёртвым на полу
около разбитого зеркала. Он лежал в груде осколков и его открытые глаза ещё
светились жалостью. Многие свидетели тогда засомневались в том, что виной
всему осколки. "Зеркало сожрало", - сухо сказала одна старушка. Так стояли
люди и как-то сковано, неудобно переговаривались, невидимыми уголками ума
понимая, что пожалеть их теперь уже некому и ждёт их долгая, долгая тёмная
дорога без фонарей и проводников...