"Олег Малахов. Течение" - читать интересную книгу автора

соединяется в системе ее загадок. Я присутствую в ее квартире. В ней и душно
и просторно. А сейчас?
Мои внутренности смешались со слякотью на этих многоуровневых и
разносторонних улицах. Комплекс уличных виртуалий - терабайт вздоха. Удар по
клавишам. Все, кого я еще мог шокировать, выделяют свои жалкие гормоны в
моем антимире. Самоизгнание мое и моих соратников нарисовано, вернее
размазано рукой пьяного импрессиониста-маньериста серыми красками по
асфальту. Черная кровь сочится из груди молодой кормящей матери - призрак
необратимости внутреннего разложения. Нервное пространство. Материнство -
остаток инстинкта, сгусток страсти отдаться порывам заботы и
самопожертвования. А девочки заказывают песенки. А мальчики объединяются
ради обретения уверенности в правильности их присутствия в обществе. Я не
один. Я не одна. Зачем их расстраивать. Святое одиночество - исключительные
мысли - формирующаяся суть.
Нужно продолжать... Тем более, Максимилиан удаляется. В переполненном,
прокуренном баре с застывшими похабными шутками и разговорами, с потными
проститутками и современными мальчиками, приобщающимися к радостям и порокам
секса в их рабочих квартирах, Максимилиан писал стихотворение, расчленяющее
барную стойку, пахнущее виски и вдыхающее аромат марихуаны. Максимилиан плыл
островком мучительного творчества на стуле возле ломающейся полногрудой
шлюхи и напившегося рестлера. Ким Уайлд пела песню. Мелькающая рука бармена
мешала сознанию, смешивая напитки, и, наконец, попала в структуру
стихотворной сознательной тошноты. Роза была не обычной рабой любви.
Максимилиан помнил о ней. А я назначаю встречи миленьким девушкам, и синие
глаза, их апокалиптические груди, а еще их недоверчивые металлические
возгласы, и слух, искажающий мой впитывающий оттенки неба голос, их желание
положить руку на сердце, пригвожденное ржавым гвоздем к плоскости ветра,
смешавшего бактерии и благородство микробов с подземным запахом и...кишат
слова, и их синие глаза, и их обман, льющийся расплавленным стеклом из
стеблей роз и лилий. Ай-ай-ай. Возникающий гром, отнимающий груз. Мне дарят
медуз. Есть люди, которые мне могут что-то подарить.
Помните Неонила, этого профессора-извращенца-анализатора. Он мне вдруг
стал противен. Его рот. Его гладковыбритая кожа. Его диссертации. Вечно
вечные и временные расстройства его организма. Я позволяю ему уйти со всем
тем опостылевшим светом христианства. Я приглашаю за свой стол узкозадую
лесбиянку и пианиста-гомосексуалиста. Я готов занять место в их постели, в
их общей постели, где пахнет жизнью предков и просто новой жизнью. Человек -
сгусток органики, израненный пережитком сладкоголосой профессуры. Я разыщу
наркотик для поэта, чтобы услышать его стихотворение, в котором колокол его
левой ноздри превратится в шрифтоочиститель, извлеченный из кожи дельфина. Я
плюну в лицо Джоконды лишь из-за желания подчеркнуть уникальность ее
исключительного всекультурологического поедания плоти и души человеческой.
Мы копошимся во вселенной. Обреченность. Отстрел населения. Что происходит,
когда все рушится, разом все рушится, мир разваливается... Максимилиан
застрял в бессловесности. Он стал удалятся. Стекая в водку сиюминутностью
взглядов. Крошась буквенной массой, осыпаясь пеплом догоревших идей,
растекаясь сентенциями в бассейнах диалогов. Пенясь слюной, содрогаясь
судорогой, гримасой крика раскалываясь на множество "не я". В конце концов я
нашел его в "Лагуне". На листе бумаги он написал мне: "Книга - это бурлеск.
Природа внешнего поглощает мой голос. Не дай себе уйти из гаммы голоса.