"Олег Малахов. Непоправимость волос" - читать интересную книгу автора

гостинице. Почему бы ей не зайти ко мне в номер, который я снял и который
она показала мне, зайдя вместе со мной внутрь, отдавая ключи, улыбаясь,
уверяя меня, что встретиться со мной на следующий день ей будет сложно, так
как она работает еще и тренером бальных танцев в Доме учителя. А почему бы
ей не зайти ко мне в номер сейчас, когда я приобрел среди прочих сувениров
еще и симпатичную аутентичную женскую сорочку для той, с которой я чувствую
себя ментором в параллельной жизни. И почему бы ей, молоденькой консьержке,
с приятной внешностью, улыбающейся мне своей уставшей улыбкой, не зайти ко
мне в номер, с разваливающейся кроватью, с не закрывающимися окнами,
осыпающейся краской, но светлый и завораживающий застывшестью во времени.
Мы вышли на балкон, где она курила слабые сигареты, досчитывая часы до
окончания смены. Потом она зайдет ко мне и померяет блузку...
Я спрашиваю, могу ли я попросить ее о некоем одолжении.
Ей по душе приличные предложения. Я не преминул случаем
поинтересоваться, будет ли предложение заняться сексом на старой скрипящей
кровати номера, в который она проводила меня при вселении, достаточно
приличным.
- Что же здесь такого неприличного? - поинтересовалась она.
Но на мой вопрос, нравлюсь ли я ей, она, возмутившись, заставила меня
поверить в то, что она, будучи замужем, никем, кроме мужа не интересуется.
Соответственно интересовать ее мог слепой секс, если конечно он
исполняется мастерски.
Я хотел обнять ее тело, но слегка прикоснулся к плечу. Свежий запах ее
одежды и обволакивающий аромат ее трепетного тела. Она соглашается зайти ко
мне, когда завершится ее рабочий день, обещает стать моей моделью. Скоро 8.
Конец смены.
Я тебя сменю на нее, у нее тоже красивая грудь, узкие розовые брюки
облегают ее напряженные ноги. Тело вздрагивает. Я даже не представляю тебя,
города, в который ты ринулась вслед за мной. Я не требовал от моей
чувственной консьержки напоминаний о тебе и особенностях твоего тела. У меня
с ней все получалось. Мы с вожделением поглощались друг другом.
Потом я отдал ей свой билет, кредитку и любимую кепку от солнца.
Страна, на землю которой я планировал ступить уже завтра, - жаркая.
Она обещала писать мне откровенные письма. О том, как у нее все
сложится.
Унесла ли она с собой часть меня, или часть той страны, в которой
остался я. Я создаю ее уникальный портрет. Портрет без лица, лишь со
сгорбленной от прощания шеей и словами, переплетающими ее руки. Мимику ее
тщетного поиска гостиничных номеров и ключей от них. Ужасаюсь ее
бездыханности. И вижу ее в пеленках, описавшуюся, плачущую, с надеждой
выплескивающую ручки, чтобы найти маму. Вместо мамы - я, стараюсь ее
успокоить. Вижу на кинопленках ее раннего детства. Она - чудесный ребенок,
красивый, просто бесподобный, даже плачущий, или стонущий, или испачканный
детским пюре, залитый кефиром. Вот она взрослая. Все повторяется. Я опять ее
первый поцелуй в ночном метро, ее опаздывающий на свидания спутник среди
веселящегося огненного нагромождения зданий, вселяющегося в топь ее
кровообращения. Я - румянец на щеках ее, скользких от слюны моих губ и моего
языка, овладевающих ими (щеками ее) в любой удобный для этого момент. В ней
нет моей желчи. И мелочи нет. И крупных купюр. Есть желание жить. В
новостройках. Менять квартиры. Менять пол. В квартирах. Наращивать себе