"Олег Малахов. Непоправимость волос" - читать интересную книгу автора

А потом я вдруг преображаюсь и начинаю громко называть тебя по имени,
никогда не произносившимся, забытым тобой после вырождения твоего сознания и
переселения тебя в мое тело и завладения тобой моего организма.
Я был велосипедистом, которого ты отчаянно полюбила после очередной
выигранной мной гонки. Я стоял на пьедестале и на первом месте в твоем
списке. Тобой тогда была самая очаровательная поп-дива, не покидающая
верхушки хит-парадов.
Как прекрасен город твоего детства, в котором ты мечтала проститься с
ним навсегда. Ты с любовью вспоминаешь его улицы и дома, парки, всегда
готовые тебя приютить. Бездомную, беспланетную.
Кто только не хотел быть мной. Даже необычный хор безголосых
секундантов, посекундно отвлекающихся на графики назначенных дуэлей и
несостоявшихся примирений. Но им не принадлежала безупречность понимания,
высказывания мнения, умалчивания правды, совершения благородных поступков.
На мне рисовали узоры гербовых вакханалий, а я все равно, осознавал,
насколько не вписывающимися в мой мир являются те, кто этот мир превращает в
прозрачную битву с самим собой, становясь лишь маскирующимися и принимаемыми
другие имена и прощающимися с постоянством сна особями.
Расстраиваясь из-за пустяков, мы по-детски рассматривали разукрашенное
радугами небо. Хотели целоваться, сливаясь губами, как речка сливается с
морем, а море сливается с океаном, вливаться губами в свежесть застывшего в
наших глазах воспоминания. Как будто лелея поцелуй, родившийся легко и
непринужденно в результате погружения в давно забытое единственно чистое
чувство.
Я становлюсь твоей ресничкой, случайно смахиваемой нежным движением
твоей руки, и падающей в зеркало лужи после весеннего ливня. Ты не загадала
желание, но я уже превратился в его исполнение.
Что делал ты со мной тогда на равнинах безбрачия? Вклеивал свои
отпечатки пальцев в мои паспорта, выдавал мне фальшивые визы, превращая меня
в нерезидента планеты Земля. Наделяя меня правом передавать свои нежные
чувства прочим загадочным и целеустремленным повстанцам, бунтарям
планетарного значения. Я их узнавала по возбуждающему меня запаху, аромату
свободы и поиска. Решительность их возгласов и действий побуждали меня
отдавать им все, что уже было потреблено тобой.
Мир мог бы стать моим трогательным другом, а стал смирительной
рубашкой. Мои катастрофически бесплодные желания были продиктованы
инсинуациями поэтически неразборчивых возгласов и высказываний малоимущих и
стонущих по вечерам бестактных поставщиков любвеобильности!
Но ты же можешь вспомнить той самой не тронутой прошлым памятью, что ты
была моим взглядом на луну и сквозь луну, что именно тогда ты обретала
статус путеводителя моих глаз, а потом и взглядов моих, сплетаясь со
стенографией моих измельченных чувств, кричащих и молящих об отчаянном
сопереживании, счастливым часом моей потусторонней жизни и частоколом
испытаний, населяющих мою судьбу. И, возможно, именно ты была моей судьбой,
переплетающейся с моими мозгами.

Что-то находится вне воздуха, как будто он прозрачный, как глаз,
видевший старательные движения влюбленных тел, и не посмевший жить ими,
когда видение было живым и в воздухе было то, что всегда отсутствовало и
приобретало самые странные и непознанные формы, вписываясь в самые