"Лео Малле. Коррида на Елисейских Полях ("Нестор Бюрма") " - читать интересную книгу автора

помогло ему быстро допиться до положения риз.
- Налейте по новой, бармен, - сказал он с отвращением.
- Я как раз об этом думал, месье, - ответил человек в белой куртке,
такой же бесчувственный, как его целлулоидный воротничок. Он убрал наши
пустые стаканы и поставил перед нами три бокала.
- Что это такое? - спросил рыжий.
- Вы не слышали, месье? Месье Ломье угощает шампанским.
- А? Ну что ж, давайте, дорогой. По справедливости он нам это должен.
- Ломье - это лысый толстяк? - осведомился я.
- Да.
- Продюсер? Режиссер?
- И то, и другое, - сообщил мне Марк Ковет, - режиссер без всякого
таланта и разорившийся продюсер. Ладно, выпьем все-таки.
С бокалом в руке Рабастен направился к Ломье. Толстяк опасно
покачивался, уцепившись за стойку. Обливаясь потом и громко пыхтя, он
беседовал со своим окружением о ближайшем фильме. Потом вытащил из кармана
желтый шелковый платок и провел им по голове, затылку и обвисшим щекам. По
всему было видно, что он здорово надрался.
- ... Смерть кормит человека, - гортанно бормотал он, еле ворочая
языком. - Это название фильма. Ну как? Только вчера запустили первые
кадры...
- Вы дадите этот фильм на ближайший фестиваль? - поинтересовался
Рабастен.
Его голос ничуть не выигрывал по сравнению с голосом Ломье.
- Мне на фестивали нас... - выдал тот.
- А мадемуазель Дениза Фалез играет в этой штуке?
- Очевидно.
Рабастен разразился долгим и нахальным смехом.
- Так, - бросил он. - Так это будет еще один фильм, запущенный с
благотворительными целями.
- Что? Что такое? - завопил Ломье. - Что вы хотите сказать?
- Вы меня отлично поняли... - Рыжий журналист высоко поднял свой бокал,
пролив на рукав половину шампанского. - ... За ваше здоровье!
- Дамы и господа, - громогласно провозгласил Ломье, размахивая
короткими руками. - Дамы и господа, я не знаю, на что этот молодой человек
намекал, говоря о мадемуазель Фалез, которая... (Желтый шелковый носовой
платок вновь появился на свет.) ...А где мадемуазель Фалез?
- Мадемуазель Фалез уехала, месье, - произнес кто-то металлическим
голосом, разрезавшим, словно лезвие топора, месиво общей болтовни.
В дверях бара стоял прямой, словно проглотивший кол, верзила, донельзя
похожий на холуя из барского дома, глаза которого уже давно приобрели форму
замочной скважины.
- А! Это вы, Жан? - произнес Ломье. - Да, месье.
- Вы говорите, что мадемуазель Фалез...
- Уехала, да, месье. Она почувствовала себя усталой.
- О-о. По-видимому, она подумала, что я слишком пьян.
Жан не ответил. Ломье вытащил из нагрудного кармана сигару, осмотрел ее
со всех сторон и, не зажигая, воткнул себе в рот. Жан растолкал толпу и
подошел к своему шефу:
- Вам тоже следовало бы вернуться домой, месье, - настойчиво сказал он.