"В.В.Малявин. Афоризмы старого Китая" - читать интересную книгу автора

наощупь.
По мнению испанского философа X. Мариаса, "афоризм - ложный путь
философского высказывания; он искусственно самостоятелен и являет собой
устранение реальных связей. Когда я изрекаю афоризм, я никогда не поясняю,
почему я так говорю". Мышление, заключает X. Мариас, "не может продолжаться
афоризмами". Сама по себе оппозиция истинности и ложности, как мы убедимся
ниже, едва ли применима к афоризму. Но афоризм действительно знаменует конец
размышления; он очерчивает границу познанного, ставит мысль перед бездной
не-мыслимого, укореняет слово в неизреченном. Мышление афоризмами есть акт
повторения неповторяемого, цепь уникально-законченных моментов, или, что то
же самое, постижение безусловного единства бытия, предстающего пределом всех
форм.
Афоризм завязывает "цепь мыслей" в узел. Не нуждающийся в
доказательствах, он отсылает не к другому суждению, а к смыслу, схороненному
в нем самом. Мы знаем уже, что этот смысл есть некое единение, смешение
слова и молчания, мысли и немыслимого, наличного и отсутствующего. Другими
словами, "смысл" афоризма есть именно сомыслие, встреча разных планов бытия,
несовместимых значений. Смысл способен ускользнуть из того, что мнится нам
совершенно ясным, но он манит к себе даже в бессмыслице. И чем меньше мы
тратим слов, тем больше можем сказать. О неисповедимых путях смысла сообщают
слова древнего даосского философа Чжуан-цзы:

Говоришь всю жизнь - и ничего не скажешь.
За всю жизнь не произнесешь ни слова - и все выскажешь.

Афоризм никогда не есть лишь данность. Он хранит в себе произрастание,
самотрансформацию мысли, выявляющие границы понятий. Читая афоризмы, мы
видим в тексте не идеи и сущности, а семена и силы. Афоризм всегда - Юиг йе
/огсе. Но его энергетический импульс носит характер отклика на предвечное
Присутствие бытия, возврата к тому, что всегда "уже есть", но неизменно
предстает как "другое". Афоризм неизбежно иносказателен: в нем именуется
нечто такое, что вовек отсутствует, и, однако, не является самостоятельной
сущностью, которую можно назвать или определить. Китайская традиция исходила
из отмеченной выше внутренней прерывности смысла и обращалась к некоему
первичному пониманию, которое не может быть выражено в понятиях, но косвенно
удостоверяется самим фактом нашего мышления и дает нам знать о сокровенной
жизни "сердца Неба и Земли".
Понимание интуитивное, неформализуемое и понимание объективированное,
логически упорядоченное, понимание предваряющее и понимание представленное
едины и не едины, друг друга определяют и поддерживают. Их двуединство
многое объясняет в совпадении краткости и полноты, присущем литературным
средствам традиционных культур, в частности китайской. В его свете уже
нетрудно понять, почему человеческий интеллект не считался в этих культурах
суверенным творцом и распорядителем смысла, ведь, согласно законам традиции,
любая попытка что-то обозначить предполагает существование чего-то
необозначаемого. Назначение письменной традиции - устанавливать присутствие
имплицитного, предваряющего субъективный опыт и потому необъективируемого
понимания. В китайской традиции мы действительно находим оппозиции так
называемого "первичного" (сянь цзюэ) и "вторичного" (хоу цзюэ) осознания. Не
менее примечателен термин "старое сознание" (лао синь). О том же безусловном