"Игорь Малышев. Подменыши (роман Журнальный вариант) " - читать интересную книгу автора

- Не загноилось? - спросил бородатый врач.
- Вроде нет.
- Ну и слава богу.
Врач подошел к окну. С той стороны окна на него смотрела любопытная,
как кошка, синица. "Надо бы семечек кинуть на подоконник. Пусть клюют", -
подумал он. Побарабанил по стеклу коротко остриженными ногтями. Синица
упорхнула. Врач запустил пальцы в редкую седеющую бороду. Откашлялся.
- Так что, все перемерли?
Лаборант скатал пластырь в липкий комочек, стряхнул в урну.
- Мыши-то из третьего сектора? Все. Позавчера еще. Уже исследовали и
кремировали. Результаты записали. В обычном порядке.
Врач наклонился над умывальником, задумчиво помусолил мыло, сполоснул
руки водой.
- Дрянь вакцина. Очередная неудача, коллега. Готовьте материалы.
Завтра отчет писать будем".
Эльф дочитал до конца. Поглядел на Сатира, увидел, что тот укрылся
пледом с головой и лежит, не шевелясь и не дыша, будто мертвый. Эльф тронул
его, он едва заметно дернулся.
- Ты спишь? - спросил Эльф.
- Нет.
- Ну и что скажешь?
Сатир не ответил. Эльф повторил вопрос.
- Слушай, будь другом, принеси мне димедрола, - устало попросил Сатир.
Эльф опешил:
- Зачем? Ты ж никогда в жизни таблеток не пил.
- Ни видеть, ни слышать больше ничего не могу. Уснуть хочу. Принеси.
Пожалуйста, - закончил он почти с мольбой.
Эльф сходил в аптеку, принес Сатиру димедрол.
- Спасибо, - поблагодарил тот, глотая таблетки. - Только бы снов не
было, - пробормотал он, укладываясь обратно в ванну.
Ему повезло. Он проспал без сновидений больше суток. Проснулся ночью.
Из-за задернутых штор пробивались слабые лучи света ночного города. Сатир
перевернулся на спину и стал глядеть в потолок.
Вспомнил рассказ Эльфа. Ему отчего-то стало холодно, как будто он
получил горсть сырой могильной земли за пазуху. Сатир укрылся с головой и
прошептал:
- А что, если высшая наша доблесть как раз и состоит в том, чтобы не
дергаться и свято верить, что наши мучения и смерть нужны для какого-то
высшего блага?
Он повторил это несколько раз вслух, словно хотел удалиться от вопроса
и представить, что ему задает его кто-то посторонний.
- Сидеть в грязи, верить и смотреть, как умирают дети?! Как их
превращают в скот?!
Он повторял эти слова снова и снова, распаляясь все сильней.
- Сидеть и смотреть? Смотреть, как умирают? Видеть, слышать и молчать?
Смирение? Непротивление? Другую щеку подставить? Детей им отдать? Кровь,
мозг, слезы, радость отдать? Не сопротивляясь? Не допуская насилия, ибо
неправедно? Достоевский? Толстой? Праведники?
Да! Они все праведники! Одни мы гниль, потому что чужую боль терпеть не
умеем!