"Игорь Малышев. Подменыши (роман Журнальный вариант) " - читать интересную книгу авторачьих рук это дело. Пришлось менять детский сад. А вскоре началось ее
увлечение всем, что может стрелять и взрываться. Она в совершенстве овладела всеми видами детского оружия - от трубочек, стреляющих жеваной бумагой, до рогаток с шариками от подшипников. Отсюда пошло прозвище Самострел. Ее успехи в пиротехнике не давали покоя ни учителям в школе, ни соседям по двору. Фейерверки, что она устраивала на Новый год, вспоминали потом до Первого мая. Такие вот перемены произошли с ней за те пять дней, что она провела в лесу. Когда ей задавали вопросы, чем же все-таки она занималась все это время, Белка всегда отвечала, что ничего не помнит. Причем поначалу у всех было чувство, что ребенок что-то утаивает. Услышав вопрос, она замирала, взгляд ее становился прозрачным, и у того, кто заглядывал в этот момент в ее глаза, создавалось ощущение, какое бывает, когда плывешь во время заката на лодке и смотришь сквозь чистую воду вниз, туда, где змеисто шевелятся морские водоросли, снуют размытые тени и сгущается темнота. Со временем эта странность исчезла, и она только буднично и коротко отвечала: - Ну потерялась и потерялась, чего пристали? Нашлась же, никто не съел. Похоже, она и сама забыла понемногу все, связанное с этими событиями, и лишь изредка что-то барахталось на задворках сознания, толкалось изнутри, как стайка проныр-мальков. А собаки с тех пор так и относились к ней с враждебностью и подозрительностью. Весна наступала. Теплело. Вздулась, как напряженная вена, Москва-река, взорвалась ледоходом. Поплыли вниз по течению льдины, по которым одиноко бродили черные, будто смоляные, галки. Снега ушли мутными человеческого взгляда зашевелили ветвями, брызнули навстречу молодому солнцу клейкой листвой, словно миллиарды глаз разом открыли. Слабая городская трава покинула сырые подземелья и вышла на свет, дрожащая и тонкая. Солнце лизнуло горячим языком землю, осушило последние лужи, еще хранившие воду растаявших снегов. Приближалась пылающая колесница лета. В начале мая в полуподвале объявился Йон. Белка, открывшая ему дверь, внимательно оглядела его с ног до головы. На госте был элегантный серый костюм, белая рубашка и галстук. На голове, как и раньше, красовалась растаманская вязаная шапка. - Ну привет, - сказала Белка. - Я тебя только по шрамам и узнала. Без тулупа и валенок ты что-то на себя не похож. Тот широко, как умеют только негры, улыбнулся. - А я пришел вас в Африку звать. Поедете? - спросил он, нагибаясь, чтобы не задеть притолоку, и проходя в квартиру. На звук его голоса из комнаты подтянулись остальные обитатели квартиры. Тимофей радостно взвизгнул и запрыгал вокруг гостя в каком-то дикарском танце, цепляясь за его руки и пытаясь повиснуть на них. Йон, будто не замечая висящего на его локте мальчика, протянул руку, поздоровался с Эльфом и Сатиром. - Я тебя уже видел, - обратился он к последнему. - Только ты тогда... - Он замолчал, подбирая слова. - Разбирался с жизнью и смертью, - закончила за него Белка. Йон снова улыбнулся: |
|
|